– На войне мы все переживали насчет Великобритании, – сказал Ти Джей. – Опасались, что англичане поддержат мятежников. Англия к тому времени давным-давно отменила рабство, гораздо раньше, чем мы, ну то есть Север. Но у англичан были текстильные фабрики – и им нужен был хлопок с Юга. Однако Велико-британия осталась нейтральной, и это здорово помогло нам, в смысле Северу, выиграть войну. С тех пор я к бриттам питаю теплые чувства. Я все мечтал поехать однажды к ним и лично сказать спасибо.
Я нарочно вслушивался, надеясь уловить в его монологе сарказм. Или хоть легкую иронию. Ти Джей был сыном освобожденной рабыни. Он сражался и умер за страну, которая держала в цепях поколения его предков. Его даже назвали в честь знаменитого рабовладельца[33]. Но когда он произносил «Союз» или «Север», он говорил «мы»[34]. Уже полтора века он с гордостью носит свой мундир. Он мечтает пересечь Атлантику и сказать спасибо англичанам за то, что остались в стороне.
– И как ты умудряешься во всем видеть хорошее? – искренне восхитился я. – Ты такой… позитивный.
Ти Джей рассмеялся, чуть не поперхнувшись галетой.
– Магнус, дружище, видел бы ты меня сразу, как я очутился в Вальгалле. Ха! Первые несколько лет были сплошным кошмаром. Туда ведь не только северяне попадают. Южанам тоже случалось погибнуть с оружием в руках. А валькириям все равно, на чьей ты стороне, – им подавай доблестного героя, павшего с честью. – (Ага, ну наконец-то. В голосе хоть какой-то намек на сарказм.) – Став эйнхерием, я пару лет то и дело подмечал знакомые лица в трапезной…
– Как ты погиб? – перебил я. – Только по-честному.
Он провел пальцем по околышу фуражки:
– Я уже рассказывал. Штурм форта Вагнер, Южная Каролина.
– Но это же не все. Несколько дней назад ты сам предупреждал меня насчет вызовов, которые принимать не стоит. И ты говорил так, будто знаешь это не понаслышке.
У Ти Джея закаменел подбородок, словно он закусил что-то горькое. Вот, наверное, зачем ему эти галеты. Чтобы впиваться во что-то зубами.
– Лейтенант из конфедератов вызвал меня, – наконец выговорил Ти Джей. – Даже не знаю, почему. Наш полк сидел, скорчившись, и ждал приказа штурмовать укрепления форта. Конфедераты палили в нас как заведенные. Никто из наших и шевельнуться не мог. – Ти Джей бросил взгляд по сторонам. – И тут вдруг какой-то лейтенант мятежников выходит, встает у ничейной земли и ну махать саблей в нашу сторону. И орать: «Ты… такой-сякой немазаный! – Ты понимаешь, как он выразился. – Выходи! – орет. – Поговорим как мужчина с мужчиной!» И сам саблей будто прямо на меня указывает.
– И послушать его, конечно, было бы чистым самоубийством.
– Назовем это безнадежной отвагой. Мне так больше нравится.
– В смысле, ты ответил на вызов?
Чашка кофе задрожала у него в руках. Подмоченный кусок галеты совсем раскис и стал похож на губку, а коричневый напиток превратился в крахмалистую жижу.
– Если ты сын Тюра, – вздохнул Ти Джей, – ты не можешь пренебречь вызовом. Кто-нибудь скажет мне: «Давай драться», и я буду драться. Каждая жилка в моем теле натягивается в ответ на вызов. Честно, сам-то я вовсе не хотел ввязываться в поединок с этим… парнем. – Он явно хотел назвать лейтенанта каким-то другим словом. – Но я не смог отказаться. Я вышел из укрытия и в одиночку кинулся на штурм. Уже потом, когда я умер, я узнал, что мой поступок повлек за собой наше наступление. Форт Вагнер был взят. Наши ребята, оказывается, рванули следом. Решили, что я совсем рехнулся и лучше бы меня прикрыть. А я-то просто хотел убить лейтенанта. Я его и убил. Джеффри Туссен его звали. Сначала пальнул ему в грудь, а потом для верности еще насадил на штык. Ну, к тому времени мятежники в меня уже влепили десятка три пуль. Я погиб в рядах противника. Умирая, я глядел на разъяренные конфедератские рожи и улыбался. И вот попал в Вальгаллу.
– Одиновы кальсоны! – пробормотал я. Это ругательство я обычно приберегаю для особых случаев. – Погоди… А лейтенант, которого ты убил… Откуда ты узнал, как его звали?
Ти Джей невесело улыбнулся.
И я догадался:
– Он тоже, что ли, в Вальгалле?
Ти Джей кивнул:
– Семьдесят шестой этаж. Мы со стариной Джеффри славно порезвились. Пятьдесят лет мы убивали друг дружку каждый день. Я весь кипел от ярости. В этом парне было все, что я ненавидел и презирал, а он точно так же думал про меня. Я уже боялся, что мы станем как Хундинг и Хельги изводить друг друга и через тысячу лет.
33
Конечно же, Томас Джефферсон (1743–1826), великий американский просветитель, один из «отцов-основателей» США, автор Декларации Независимости, третий президент Америки, был знаменит отнюдь не тем, что имел в собственности чернокожих рабов. Но факт остается фактом: да, будучи обладателем роскошного поместья в южном штате Вирджиния, Томас Джефферсон при всей демократичности своих взглядов оставался рабовладельцем. И сторонником освобождения рабов, увы, не был.
34
Гражданская война в США (1861–1865) велась между северными и южными штатами, которые долго не могли договориться по поводу рабства. Американский Север славился промышленным производством и банковским капиталом – с точки зрения экономической выгоды, рабство северянам было ни к чему. А вот плодородный Юг с его хлопковыми и сахарными плантациями, напротив, в рабах очень даже нуждался. Поэтому, когда в 1860 году президентом США был избран Авраам Линкольн, убежденный сторонник отмены рабства, южные штаты подняли мятеж. В 1861 году рабовладельческие штаты объявили о выходе из состава США и создании Конфедеративных Штатов Америки (или попросту Конфедерации). Южан в годы Гражданской войны так и называли: конфедераты. А северяне частенько именовали их просто мятежниками (как Ти Джей). Северные штаты нередко звали просто Союзом. И вы, конечно, помните, что северяне победили и рабство было отменено. Жаль, Ти Джей видел это только из Вальгаллы.