– Тысячу чертей на вашу голову, убирайтесь-ка подальше. Я хочу спать!
Пусть только откроют дверь, я запущу им сапогом в самую рожу. Этакий подлый, несносный народ!
– Откройте дверь. Полиция. Нам надо с вами поговорить.
Я начинаю совершенно серьезно сомневаться в том, есть ли на свете какие-нибудь люди, кроме полиции. Полиция существует для охраны порядка, а между тем никто так не нарушает тишину и спокойствие, никто так не беспокоит людей, как полиция. И, несомненно, никто не причинил миру столько несчастий, потому что солдаты ведь тоже только полицейские.
– Чего вам нужно от меня?
– Нам надо поговорить с вами.
– Это вы могли бы сделать и через дверь…
– Мы хотим видеть вас лично. Откройте, или мы взломаем дверь.
Взломаем дверь! И эти люди взяли на себя обязанность охранять нас от грабителей!
– Хорошо, я открою.
Но едва я приоткрыл дверь, как один из них уже просунул в щель свою ногу. Старый трюк, которым они и по сию пору бравируют. Это, должно быть, первый трюк, которому их обучают.
Они входят. Двое в штатском платье. Я сижу на краю постели и начинаю одеваться.
С голландским языком я справляюсь отлично. Я ездил на голландских кораблях и здесь слегка подучился. Оба птенца щебечут кое-что по-английски:
– Вы американец?
– Как будто.
– Покажите вашу корабельную карточку.
Корабельная карточка является, очевидно, центром вселенной. Я уверен, что война велась только затем, чтобы в каждой стране могли осведомляться о паспорте или корабельной карточке. До войны никто не спрашивал ни о паспорте, ни о карточке, и люди были вполне счастливы; но войны, ведущиеся за свободу, за независимость и демократию, всегда подозрительны. Они подозрительны с тех самых пор, как пруссаки вели свои освободительные войны против Наполеона. Когда выигрываются освободительные войны, люди лишаются свободы, потому что свободу выиграла война. Да, сэр.
– У меня нет корабельной карточки.
– У вас н-е-т корабельной карточки?
Этот разочарованный тон мне уже приходилось слышать в то прекрасное раннее утро, когда я собирался так сладко вздремнуть.
– Да, у меня н-е-т корабельной карточки.
– Тогда покажите ваш паспорт.
– Я не имею паспорта.
– Не имеете паспорта?
– Нет, не имею.
– И никакого удостоверения из местной полиции?
– И никакого удостоверения из местной полиции.
– Надеюсь, вам известно, что без визированных нашими властями документов вы не можете оставаться в Голландии?
– Нет, этого я не знаю.
– Так. Этого вы не знаете? Может быть, вы последние месяцы и годы жили на Луне?
Оба птенца считают это бог весть какой остроумной шуткой и хохочут:
– Одевайтесь и идите с нами!
Хотел бы я знать, вешают ли и здесь, если у человека нет корабельной карточки?
– Нет ли у вас, господа, папиросы? – спрашиваю я.
– Сигару можете получить, папирос у меня нет. Мы можем купить по пути. Хотите сигару?
– Я с большим удовольствием выкурю сигару, чем папиросу.
И пока я одеваюсь и моюсь, я раскуриваю сигару. Оба полицейские садятся у самой двери. Я не очень-то тороплюсь. Но как бы человек ни медлил – все имеет свой предел, и в конце концов я оканчиваю свой туалет.
Мы отправились и пришли – куда? Как вы думаете? В полицейский участок.
Здесь меня снова тщательно обыскали. На этот раз им посчастливилось больше, чем их собратьям в Антверпене. Они нашли в моих карманах сорок пять голландских центов, которые я приберег себе на завтрак.
– Как? Это все, что вы имеете?
– Да, это все, что я имею.
– На какие же средства вы жили здесь все эти дни?
– На те средства, которых сегодня у меня уже нет.
– Значит, у вас были деньги, когда вы приехали в Антверпен?
– Да.
– Сколько?
– Этого в точности не помню. Сто долларов приблизительно, а может быть, и двести.
– Где же вы взяли эти деньги?
– Очень просто: скопил.
Очевидно, это была хорошая шутка, потому что вся банда, обступившая меня, так и прыснула со смеху. Но все следили за первосвященником, смеется ли он. И когда он начинал смеяться, они все покатывались со смеху, а когда он замолкал, они так внезапно обрывали свой смех, словно бы их поразил удар.
– Как же вы попали в Голландию без паспорта? Как вы сюда проникли?
– А так просто и проник.
– Как просто?
Консул не поверил мне, когда я рассказал ему, каким путем я попал в Голландию. Эти и подавно не поверят. А потом в праве ли я выдавать моих милых бельгийцев? И я выпалил:
– Я прибыл на корабле.
– На каком корабле?
– На… на… «Джордже Вашингтоне».