— Бандиты! — вопил он, грозя кулаком Хартлпулу.
— Ну, уж будто! — невозмутимо отвечал тот, продолжая обшаривать помещение.
— Вы мне за это заплатите! — угрожал Кеннеди, выведенный из себя хладнокровием своего бывшего начальника.
— Вот как? А мне кажется, что сейчас платить придется тебе! — смеялся Хартлпул.
— Мы еще с тобой увидимся!
— Когда тебе будет угодно. По мне, чем позднее, тем лучше!
— Вор! — заорал Кеннеди в совершенном бешенстве.
— Ошибаешься! — добродушно возразил Хартлпул. — И я докажу тебе это тем, что из твоих пятидесяти трех килограммов золота возьму только тринадцать кило двести пятьдесят граммов — точно одну четвертую часть плюс стоимость двухсот пиастров — ты знаешь, за что. Само собой разумеется, что за свои деньги ты…
— Мерзавец!
— …получаешь право на золотоносный участок…
— Разбойник!
— …при условии, что укажешь, где он находится.
— Грабитель!
— Не хочешь?
— Каналья!
— Ну, воля твоя, мой милый, — сказал Хартлпул, положив конец этой сцене.
В итоге обыски дали казне около тридцати семи килограммов золота, что составило во французской валюте около ста двадцати двух тысяч франков. В обмен на конфискованный драгоценный металл колонистам выдали документы на право разработки золотоносных участков. Только один Кеннеди не воспользовался им, так как упорно скрывал, где добыл такое богатство.
Собранное золото передали в государственную казну. Весной, когда возобновятся связи с остальным миром, его можно будет обменять на валюту по курсу дня. А пока что Кау-джер, широко обнародовав результаты обысков, выпустил на соответствующую сумму бумажные деньги, принятые населением с полным доверием. Этот шаг позволил несколько облегчить положение колонии.
Кое-как пережили зиму и дотянули до весны. И опять прежние причины привели к прежним последствиям. Как и в прошлом году, Либерия опустела. Полученный урок не пошел впрок. Все колонисты как исступленные устремились на поиски золота, словно игроки, которые, проигравшись в пух и прах, бросают на стол свои последние гроши в нелепой надежде отыграться.
Кеннеди ушел одним из первых. Однажды утром он исчез, отправившись, вероятно, на свой таинственный участок. Колонисты, собиравшиеся проследить за ним, остались ни с чем.
Даже милиция, такая надежная и преданная губернатору зимой, снова растаяла словно снег от солнечных лучей. Кау-джеру, который опять мог рассчитывать на помощь лишь самых близких друзей, не оставалось ничего иного, как безучастно, словно зритель, наблюдать за вторым актом трагедии, развернувшейся на острове Осте.
Но теперь сцены сменялись гораздо быстрее, чем в первом акте. Уже через несколько дней начали возвращаться домой кое-кто из либерийцев. Затем их приток постепенно усилился. Милицейская служба была восстановлена вторично. Люди молча принимались за оставленную работу. Кау-джер не делал никаких замечаний, полагая, что сейчас не время для строгостей.
Все получаемые сведения говорили, что то же самое происходило и в центральных районах острова: все спешили вернуться на свои фермы, заводы, фактории. Это движение было таким же массовым, как и причины, его обусловившие.
Оказалось, что в этом году золотоискатели попали в совершенно иные условия, чем в прошлом. Тогда они находились среди своих колонистов, а сейчас в игру вступили чужеземцы, с которыми нельзя было не считаться. И какие чужеземцы! Отбросы общества, привыкшие к лишениям, не боявшиеся ни страданий, ни смерти, озверевшие, безжалостные к себе и к другим. Остельцам пришлось отвоевывать участки у этих стяжателей, захвативших еще в начале сезона самые лучшие земли. После непродолжительной борьбы большинство колонистов отступило.
Настало время дать решительный отпор нашествию, возникшему в конце прошлого года и повторившемуся снова, но в еще больших масштабах. Еженедельно два-три парохода доставляли новые партии золотоискателей. Напрасно Кау-джер пытался воспрепятствовать их высадке. Пришельцы, не считаясь с формальными запретами, сходили на берег и, прежде чем отправиться в золотоносные районы, наводняли Либерию буйными ватагами.
Отныне в Новый поселок прибывали почти исключительно суда с золотоискателями. Другим кораблям здесь уже нечем было заполнить свои трюмы. Все торговые и промышленные операции прекратились. Запасы строевого леса и пушнины истощились в первую же неделю навигации. А что касалось скота и зерна, то Кау-джер решительно воспротивился их вывозу, опасаясь голода.
Но как только губернатор смог располагать двумя сотнями человек, положение захватчиков острова стало куда менее выигрышным. Когда все приказы правителя начали подкрепляться оружием, золотоискателям пришлось соблюдать их. После тщетных попыток обойти строгие постановления остельского правительства пароходы вынуждены были отплывать в открытое море, увозя с собой живой груз.
Вскоре выяснилось, что их уход являлся лишь хитрой уловкой. Отступив перед силой, корабли огибали восточный или западный берег острова и, укрывшись в какой-нибудь безлюдной бухте, высаживали пассажиров на шлюпках. Летучие отряды, созданные для наблюдения за побережьем, были не в силах противодействовать им. Кто хотел сойти на берег, всегда достигал своей цели. Приток иностранцев все увеличивался.
Беспорядки в центральных районах острова достигли апогея. Там происходили сплошные пьянки и оргии, прерываемые ссорами, точнее — кровавыми стычками, в которых пускались в ход ножи и пистолеты. И, подобно тому как трупы привлекают гиен и стервятников, так и за полчищами бродяг шли самые разложившиеся элементы. Последующие партии проходимцев даже и не помышляли о том, чтобы корпеть над добычей золота. Стоило ли этим заниматься! Для них золотоносными участками я золотыми жилами являлись сами золотоискатели, гораздо легче поддающиеся эксплуатации, нежели трудная почва. По всему острову (за исключением Либерии, где приходилось считаться с властью Кау-джера) открылось множество кабаков и баров. Появились даже притоны самого низкого пошиба, выстроенные из досок прямо в открытом поле. Там опустившиеся женщины пленяли пьяных золотоискателей своими прелестями, распевая хриплыми голосами непристойные песенки. Во всех этих злачных заведениях потоками лился спирт — источник многих бед.
Но Кау-джер все еще не терял мужества. Оставаясь на своем посту, он являлся той точкой опоры, вокруг которой в недалеком будущем объединятся остельцы, когда утихнет буря и когда придется заново реорганизовать колонию. Правитель прилагал все усилия, чтобы — еще раз! — завоевать доверие остельцев, к которым медленно, но верно возвращался разум. Казалось, ничто не могло сокрушить Кау-джера. Сознательно закрывая глаза на измену своих колонистов, он терпеливо и неуклонно продолжал выполнять обязанности губернатора. Кау-джер не забывал даже о строительстве маяка, куда вкладывал всю свою душу. По его распоряжению Дик совершил летом поездку на мыс Горн. Несмотря на события, работы не прекращались ни на один день, хотя темп их значительно замедлился. К концу лета маяк будет закончен и машины установлены. Монтаж займет не более одного месяца.
К 15 декабря половина остельцев вернулась к своим обычным занятиям, хотя в центральной части острова еще царил хаос.
Как раз в это время к Кау-джеру явились неожиданные гости — англичанин и француз, только что прибывшие на пароходе. Они сразу прошли в управление, где были немедленно приняты губернатором, и, представившись как Морис Рейно (француз) и Александр Смит (англичанин), без лишних слов заявили, что хотели бы получить концессию.
Кау-джер горько усмехнулся:
— Позвольте спросить, господа, известно ли вам, что происходит на острове Осте?
— Известно, — ответил француз.
— Но все же нам бы хотелось действовать по закону, — добавил англичанин.
Кау-джер посмотрел на собеседников более внимательно. Хотя они принадлежали к разным нациям, в них было нечто общее, свойственное всем предприимчивым людям. Оба молодые — не старше тридцати — широкоплечие, румяные. Коротко подстриженные волосы открывали высокий умный лоб. Энергичный подбородок мог бы придать их физиономиям некоторую жестокость, если бы общее выражение лица не смягчалось ясным взглядом голубых глаз.