Они стояли на балконе - была на редкость теплая октябрьская ночь - и смотрели на ночную бухту. Звезды наверху, звезды внизу.
- Как звать его отца, не Стасик ли? То есть Станислав,- спросил Андрей Николаевич.- Я знал одного Станислава Зайцева. Он как раз ходил из института в институт. Года два мы учились вместе на одном курсе судостроительного. Потом он отсеялся… Я, впрочем, тоже: увлекся авиацией. Что? Ах, этот Стасик? Это был типичный стиляга. И женился он на какой-то вывихнутой девице. Помнится, ее звали… не то Изабелла, не то Гертруда… Но это было давно. До рождения Санди. Интересно, что с ними сталось теперь?
Глава вторая
АТА
Виктория Александровна на другой же день переговорила с Екатериной Давыдовной; та охотно согласилась посмотреть слепую. Назначила день, и после занятий мальчики отправились в интернат.
День был чудесный - голубой, солнечный. Над бухтой летали чайки.
- Если Ату отпустят с нами, пойдем погуляем! - сказал Ермак.
Он волновался, так как не был в интернате целых четыре дня, а это всегда плохо действовало на Ату.
- Ведь я у нее единственный близкий человек! - пояснил Ермак.
- Отчего же ты не ходил к ней? - спросил Санди.- И в школе вчера не был. Ты не болел?
- Нет, - коротко ответил Ермак, не глядя на товарища.
Санди не стал настаивать. Если Ермак захочет сказать, то сам скажет. Санди не отличался тогда особой наблюдательностью, но даже он заметил, что Ермак бледен, а глаза красны. Не мог же он плакать, как девчонка? Ермак не таков. Может, не спал ночь? Может, его маме или отцу было плохо и вызывали «скорую помощь»? Никто не знал, как Ермак живет. Он жил где-то за Карантином. У него никто из ребят никогда не бывал. Вряд ли у него дома хорошие условия. Может, сырость? После прихода Ермака бабушка уверяла, что в квартире долго пахло чем-то скверным, не то плесенью, не то грязными тряпками. Санди обиделся за Ермака и лег спать, не пожелав бабушке спокойной ночи, что ее всегда очень расстраивало.
Правда, утром он уже начал с ней разговаривать - все-таки она старая и у нее грудная жаба,- но не мог преодолеть некоторого холодка.
Бабушка часто вызывала у него возмущение. Иногда ему приходилось слышать такое, что и маме не передашь, приходилось страдать молча, про себя, что при общительном характере Санди было особенно тяжело. Слышать собственными ушами, как бабушка говорит своим знакомым (разумеется, в отсутствие мамы):
- Я не понимаю, что Андрюша в ней нашел? Даже хорошенькой не назовешь. Никогда не умела одеться по моде, а ведь средства есть. Тридцать три года - и медсестра. Полное ничтожество. Почему не врач? Лень было учиться? Нет способностей?
- Хорошо, хоть не санитарка,- утешала приятельница.- Сын Марии Алексеевны женился на простой официантке.
А в другой раз Санди слышал, как бабушка «перемывала косточки Реттер.
- Как хотите, но я не верю, что она такая замечательный хирург! Уже седина в волосах - и до сих пор простой врач. Почему не кандидат наук? Нет способностей?
Сама бабушка была кандидат наук, но, как только ей исполнилось пятьдесят пять лет, вышла сразу на пенсию - без сожаления.
А мама хорошая, просто замечательная медицинская сестра. Так говорила Реттер, которая без нее даже не может работать. Кому она доверит оперированного, если он в тяжелом состоянии? Только Виктории Александровне. Лучше быть отличной медсестрой, чем посредственным профессором. В этом Санди убежден. Интересно, что скажет об этом Ермак? Ермак нахмурился.
- Не все равно разве, какая должность,- буркнул он,- важно, какой человек и какой он в этой самой должности.
- Вот именно! - обрадовался Санди поддержке.
- Наверно, твоей маме тяжело у них? - сказал Ермак немного погодя.
Санди озадаченно взглянул на него. Он об этом ни разу не думал.
- Вот интернат,- показал Ермак на старинный двухэтажный особняк в глубине сада.
От улицы особняк был отгорожен высокой чугунной оградой. Во дворе несколько слепых ребят в комбинезонах граблями сгребали сухие листья в большие кучи. Санди показалось, что эти мальчики похожи друг на друга, как братья. У него сжалось сердце: вот бедняги! Неужели им нельзя вернуть зрение?
В просторном холле их остановила молоденькая воспитательница.
- Зайцев, тебе придется зайти к заведующёй учебной частью. Анна Гордеевна у себя…
- Ата не хворает? - испугался Ермак.
- Нет. Но ведет себя очень плохо. Отказалась наотрез от домоводства.
Ермак и Санди вошли в длинный узкий кабинет. За письменным столом сидела полная пожилая женщина в коричневом костюме и с кудряшками перманента на голове и что-то монотонно рассказывала рыжему мужчине с веселыми карими глазами.