— Готов я, Коден хан, с тобой биться. Стрелами будем разить друг друга или мечами рубиться?
Коден хан отвечает:
— Не боюсь я стрелою стреляться, не страшусь мечом рубиться. Но сражаться с тобой будем насмерть. Ты, хитрый и коварный Ах Кобик, убил двух моих сыновей. Если у тебя силы хватит, убей и меня, не то я тебя самого прикончу. Давай набегай сперва ты на меня.
— Что ж, Коден хан, биться так биться.
Поднял Ах Кобик меч в сорок аршин и помчал на коне к Коден хану, чтобы пронзить его насквозь. На полном скаку налетел, луку седла проткнул, кольчугу пропорол, самым концом меча живота богатыря достал.
Воспрянул духом Коден хан, воскликнул:
— Выдержал я, хитрец Ах Кобик, твою силу. Теперь ты мой меч испытай!
Отъехал подальше, чтобы хороший разбег дать, рванул коня и помчал на врага.
Успел Ах Кобик каменную бабу из земли вырвать, вокруг себя кушаком опоясать.
Налетел на него Коден хан, ударил всепробивающим мечом, и не спасли Ах Кобика ни щит, ни кольчуга, ни камень, которым он прикрылся. Замертво свалился Ах Кобик.
Возвратился на свою землю Коден хан. Не проклинал он судьбу, не оплакивал сыновей. Себя ругал за то, что заносчивым был.
Есть на свете много мудрых, но может встретиться еще мудрее. Много сильных богатырей, а появляются еще более могучие. И в любом человеке мудрости и хитрости может быть больше, чем в великане.
Голова
Жили-были старик со старухой. Была у них белая корова — все их хозяйство, все их богатство.
Пошла как-то ранним утром старуха корову доить и старика зовет:
— Иди скорей. На желтых рогах нашей коровы перепел ночевал. И сейчас еще сидит.
Старик схватил кол, хотел перепела прогнать, да промахнулся.
На другое утро собралась старуха корову доить, опять старику кричит:
— Снова на рогах нашей коровы перепел ночевал!
Старик кол в руки — и на двор. Метил в перепела — промахнулся.
И на третье утро старуха его позвала:
— Иди сюда, старый, прогони перепела!
Кол под рукой был. Хватил им старик корову по лбу и убил, а перепел улетел. Увидел старик, что он натворил, — единственную кормилицу погубил, не знает, что делать от горя. А что делать? Снял шкуру с коровы. Старуха пошла к речке брюшину мыть. Вернулась к юрте, а старик запер изнутри дверь и не отзывается.
Рассердилась она и говорит:
— Пусть голова моя идет туда, куда ноги поведут.
Сказала так и пошла, а брюшину в руках несет. Шла-шла, сорока ей навстречу летит.
— Сорока, сорока, укажи мне дорогу.
— Дай кусок брюшины, покажу.
Бросила старуха кусок брюшины. Подхватила его сорока и улетела.
Дальше бредет старуха, не зная куда. Ворон ей навстречу летит.
— Ворон, ворон, укажи мне дорогу.
— Дай кусок брюшины, покажу.
И ему бросила. Склевал ворон брюшину и улетел.
Опять ковыляет старуха. Повстречалась с волком, его просит:
— Волк, волк, укажи мне дорогу.
— Дай кусок брюшины, покажу.
Кинула старуха волку все, что у нее осталось. Волк, не жуя, заглотил.
— Пойдешь сейчас, — ей говорит, — будет дорога на три стороны расходиться. Ты средней держись. Увидишь юрту, там тебе будет все, что надо.
Недалеко совсем оказалось. Как раз по средней дороге. Заглянула в юрту — чего там только нет! И мясо, и масло. Вот где хорошо-то! Наелась досыта и сидит, отдыхает.
Вдруг на улице зашумело что-то, деревья затрещали. Старуха в уголок спряталась. Отворилась дверь в юрте, и голова вкатилась. Остановиться еще не успела, а уже командует:
— Треножник мой, поставься!
Треножник сам собой на очаг стал.
— Котел мой, поставься!
И котел поставился.
— Вода моя, налейся!
Откуда-то вода в котле появилась.
— Мясо мое, спустись!
Мясо само в котел шлепнулось.
— Теперь варись! — велит голова.
Сварилось мясо, опростала голова весь котел и говорит:
— Войти ли мне в деревянную ступку или в бурдюк из конской кожи? Лечь ли мне у дверей или в переднем углу? Если лягу у дверей — рабом будут меня считать. В переднем углу лягу — будут считать начальником.
Вошла голова в бурдюк из конской кожи, закатилась в передний угол и уснула.
Выбралась старуха из угла юрты, где пряталась, взяла палку и давай по бурдюку лупить да приговаривать:
— Отдай мне слово, какое тебе служит!
Голова из бурдюка отвечает:
— Над очагом высохшая селезенка коровы висит. Возьми ее, она тебе все даст.
Нашла старуха селезенку.
— Голова, убейся! — сказала.
Тут же бурдюк сжался весь, голова в нем и задохнулась.
Отправилась старуха домой. Подошла к юрте своей.
— Дверь, откройся!
Отворилась дверь.
Заходит она, а старик ни жив ни мертв сидит. Ничего не видит, ничего не слышит.
— Старик, оживи!
Он и заговорил.
Все, значит, правильно. Старуха тогда велит:
— Треножник и котел, становитесь на огонь! Варись, мясо!
Наелись старик со старухой досыта, спать легли.
Утром она опять тем же манером приказывает, а ни треножник, ни котел не появляются. Что такое? Старик из юрты вышел, а там их белая корова стоит, ждет, когда ее доить будут.
Стали старик со старухой жить по-прежнему. Корову доили, молоко пили, сырчик кушали.
Мальчик, который учился мудрости
Жили старик со старухой. Был у них мальчик лет шести. Он уже в лес бегал, на мелких зверей и птиц охотился.
Как-то приходят к ним два человека и просят отдать сына Хара-хану. Старики не захотели единственного сына отдавать.
Через некоторое время приезжает на вороном коне страшный черный человек и говорит:
— Я — сам Хара-хан. Отдайте мне своего сына. Он у меня всякой мудрости научится, а после моей смерти станет вместо меня ханом и пигом.
Перепугались старики, слова молвить не могут. Забрал Хара-хан мальчика, посадил с собой на коня и увез.
Ехали они, ехали глухой тайгой, остановились у одной юрты, зашли в нее. Каких только чудес в этой юрте мальчик не увидел! Покормил его Хара-хан, уложил спать.
Утром говорит ему:
— Ну, теперь я тебя учить буду.
И стал он учить мальчика языку животных.
Полгода прошло. Хорошо поддавался мальчик учению. Выйдет, бывало, из юрты, слушает пролетающих птиц и все-все понимает, о чем они говорят.
Еще три года прошло. Мальчик лучше своего учителя знать стал. Сначала радовался Хара-хан, а после злобу затаил на своего мудрого ученика.
И вот однажды велит своей прислужнице:
— Убей мальчика. К моему приходу свари мне его мозги и сердце.
Ушел он, а девушка-прислужница слезами заливается, жалко ей мальчика. Не стала его убивать, спрятала, чтобы никто не увидел, а вместо него щенка убила, мозги и сердце сварила.
Возвращается Хара-хан и велит подавать на стол, что наказывал. Несет ему прислужница приготовленную еду, сама от страха трясется, озирается. Загляделась и выронила блюдо из рук. Налетели собаки, растащили все по кусочкам.