Мои опасения оправдались: следы тигра потянулись в верховья Свекровкиной. Сопки круто спускались к реке справа и слева. Подо льдом глухо шумела вода. В одном месте тигр провалился. Потом катался в снегу, сушил свою шубу. Полежав немного, он пошел берегом реки.
Путь мой и на третий день был тяжел, ноги скользили по камням, пихтач и кустарники цеплялись за одежду на каждом шагу. Валежины и выворотни приходилось огибать почти все время. А тигр прет и прет. Куда? Ведь не видно ни кабаньих, ни изюбриных следов, все звери остались внизу, в кедрачах и дубняках. А здесь — одни юркие соболи да осторожная кабарга.
Пантелеймон тоже, наверное, сообразил. Одна лежка на боку, вторая, третья… Зверь явно раздумывал. После очередной лежки он двинулся к реке, пересек ее и повернул вниз, обратно. Здесь идти легче, место ровное. Начался кедрач. А вот и совсем отлично — тигр вышел на старые затесы давней тропы и уверенно повел меня по ней, как по дороге, вниз по Свекровкиной. Давно бы так, думаю, а то совсем измотал меня по валежнику…
Не знакомый с местностью человек вряд ли шел бы так легко по этой тропе, потому что ее под снегом не видно, а затески попадались редко и плохо различались. А вот тигр шел как по асфальтовой дорожке. Лишь однажды он не уловил вовремя крутого поворота, но тут же нашел его. Я и раньше неоднократно отмечал, что тигры, во-первых, любят ходить по дорогам и тропам, а во-вторых, великолепно их помнят. Зрительная память у них изумительна. Впрочем, справедливости ради замечу, что так же совершенна она и у многих других зверей.
Идти по тропе было легко и приятно. Вдруг мне показалось, будто кто-то смотрит на меня справа. Я повернулся и увидел семью изюбров, стоявших неподвижно.
Звери хорошо знают, что неподвижное трудно замечается, вот они и замерли в надежде: авось человек пройдет мимо. А как только поняли, что обнаружены, стремглав кинулись прочь. Не в пример кабарге, они бежали красиво и как-то благородно, легко перебрасывая свои крупные тела в пышной светло-бурой шерсти через валежины и кустарники.
Как будто понимая мое миролюбие, изюбры отбежали самую малость и затихли, прислушиваясь. Может быть, и они способны отличать вооруженного человека от безоружного?
Долина речки заметно расширилась. Было много зарослей хвоща, который особенно любят изюбры. Их следов становилось все больше и больше. Трижды пытался тигр скрадывать здесь добычу, но все неудачно. Характерно, что и эти изюбры убегали от тигра не дальше двухсот метров и начинали пастись как ни в чем не бывало. Видимо, знают, что бегать тигры не любят. Вернее, не могут долго бежать.
О способности различных животных к длительному бегу можно судить по размерам сердца. Наш Пантелеймон весит примерно 190 килограммов. У самца с такой тушей масса сердца около 750–780 граммов, а вот у быка изюбра с подобным живым весом оно почти в два раза больше. К тому же у быка длинные и сильные ноги.
Интересной была очередная неудачная попытка тигра заграбастать изюбра. Бык пасся в редком крупноствольном лесу на ровном чистом месте. Казалось бы, в таких условиях подкрасться к нему невозможно, но, вероятно, в то время дул благоприятный для тигра ветерок, и он решил попытать счастья.
Пантелеймон полз, подолгу затаиваясь за кустами и деревьями. Когда расстояние сократилось метров до двадцати, бык, видимо, заметил тигра, но тот замер, а изюбр ловил струи воздуха, пытаясь убедиться в опасности своим обонянием. Бык стоял к тигру боком. Нетрудно догадаться, что свой прыжок тигр сопроводил оглушительным ревом, дабы парализовать жертву. Не тут-то было! Бык метнулся в сторону и птицей перелетел через несколько молоденьких елочек. Тигр бросился ему наперерез, но при попытке с ходу круто изменить направление атаки не удержал равновесия, проехал юзом по земле, вскочил, затем промчался частыми стремительными и короткими прыжками около сорока метров и… видя бесцельность погони, лег. Лежал на брюхе, вытянув передние лапы и положив на них голову. А хвостом в злобе хлестал снег.