Наконец, остановившись и отодвинув тарелку в сторону, тяжело выдохнул. Спросил:
– Рита, можно я схожу в душ? Я не мылся… сколько дней, дай посчитаю. О, ё-моё! Надо привести себя в порядок. А тот и тут, дома, в полицию загремлю. И… у тебя не найдется какой-нибудь одежды?
Мужской одежды в доме не было, поэтому Рита предложила то, в чем недавно расхаживал Саша, сейчас уже сменивший наряд на собственную одежду. То есть «по наследству» Муравьев получал большой банный халат. Но Артём и этому был рад. Он дернул одежду из рук Риты и заспешил в ванную комнату.
Вскоре оттуда послышался плеск воды и что-то вроде пения или счастливого мурлыкания.
Саша, который во время рассказа Артёма не промолвил ни слова, вышел на балкон и там замер в неподвижной позе.
Рита со вздохом посмотрела на едва заметный на ночном фоне силуэт. Что ж, пока мужчины сосредоточены и погружены в свои тревоги, у женщин просто нет времени на такие мелочи: Рита отправилась на кухню мыть посуду и убирать со стола.
…Вода в ванной стихла. Через некоторое время оттуда показался Артём – румяный, счастливый, с мокрыми волосами. Краску, которую приняли за кровь, ему удалось отмыть. Но вот фиолетовый синяк над бровью оказался настоящим. Единственным напоминанием о том, что совсем недавно пережил парень 1998 года рождения в 1937-ом.
В обеих руках у него была одежда. В одной, кажется, джинсы. А в другой – остатки той самой юбки, которая была на нем недавно.
– Пойду домой. Рита, ты не возражаешь, я в твоей одежде уйду? И еще, дай, пожалуйста, пакет. А это…, - он поднял руку с рваньем, – надо выбросить.
И не дожидаясь Ритиной реакции, отправился в сторону мусорного ведра на кухне.
Вышел Саша с балкона. Молча сопроводил взглядом Артема.
Муравьев уже шел обратно в коридор.
Рита покосилась на Сашу. Тот хмуро молчал.
– Артем! – девушка, не удержавшись, окликнула Муравьева.
Тот обувался: наклонился, засовывая обувную ложку в кроссовки по очереди, под каждую пятку.
– Ты куда? – удивленно спросила Рита.
– Хороший вопрос… Домой, конечно! – Артём взглянул на девушку так, как будто она спросила нечто очень странное. – Спасибо этому дому, иду к родному! – оскалился он.
– А Ниночка?
– Что «Ниночка»?
– Ты забыл?! Она – ТАМ! Одна, между прочим!
– Да она уж дома давно! – выразительно высказался Артем, хмурясь.
Больше всего на свете Муравьеву сейчас не хотелось, чтобы кто бы то ни было тормознул его на пути к своей обычной, счастливой жизни. Он старался не думать о том, что было там. Артем – дома, всё возвращается в привычное русло. Вскоре забудутся и энкэвэдэшники, и Углова, и голод, и страх. А если что-то и вспомнится, то только иногда, в страшных ночных кошмарах… Единственное воспоминание, которое отзывается болью в груди, – это Костик… Сердце сжимается, когда в глазах встает его образ. Но что Артем мог сделать? Ничего! Просто надо забыть малыша. У каждого своя судьба. Тут уж ничего не поделаешь…
Рита медленно заговорила:
– Я была утром в университете. Прямо во время лекции пришел полицейский… Ниночкины родители заявили в полицию о пропаже дочери. А говорится в их заявлении о том, что Ниночка ушла с неким Артёмом Муравьевым. Случайно не знаешь такого?.. – Рита не удержалась и добавила в голос сарказма. – А обратно не вернулась.
Артём поднял на нее голову:
– При чем тут я?
– Тебе объяснить? – удивленно спросила Рита.
– Я приведу полицию в эту квартиру, покажу твой странный коридор…
– «Твой», – не удержавшись, передразнила Рита.
– …Пусть сами идут туда и ищут, – не обратив на вставленное Ритой слово, закончил Артём свою мысль.
– А где гарантия, что они прислушаются к твоей болтовне и придут сюда? Кто поверит в «путешествие по прошлому»? Им легче тебя в Кащенко отправить. Это для тебя, в лучшем случае, – психушка. А в худшем… Следствие, суд, тюрьма…
– Я ни за что туда не вернусь! Хватило приключений на мою голову на всю оставшуюся жизнь! – выкрикнул Муравьев.
И сник.
– Артем, я понимаю. И тоже боюсь возвращаться. Но Ниночка…
– Ладно! – резко перебил ее Артём. – Уговорила!
Недавнее его прекрасное настроение бесследно исчезло.
– Но только с одним условием: мы должны себя обезопасить на сто процентов! На двести процентов! Я не хочу снова попасть в НКВД и навсегда остаться в камере… Ну, или куда эти идиоты могут послать!