Следователь вскочил со стула, словно ему в ягодицу воткнули шило. От резкого движения опрокинулся графин с водой и залил бумаги, лежавшие на столе. Оба бросились спасать бумаги, и пока наводили порядок, утихомирились. Следователь достал из ящика стола пачку «Беломора», закурил сам и угостил Безрукова. Помолчали, захлебываясь дымом.
— Ну что, продолжим? — спросил следователь.
Безруков пожал плечами.
— Вы учились в институте?
— Нет.
— А заявление подавали?
— Подавал.
— Вас приняли?
— Судя по справке — да.
— По какой справке?
— В двадцать первом я получил справку о том, что согласно Указу правительства я могу быть освобожден от воинской службы как учащийся в вузе.
— Вы разве держали экзамен?
— Нет. Меня зачислили по аттестату, так как были хорошие отметки.
— До революции вы награждались?
— В конце шестнадцатого — Георгиевским крестом четвертой степени.
— Это правда?
— Правда.
— Кто такой Богаевский?
— Не знаю.
— Следствием установлено, что согласно приказу Добровольческой армии номер четыреста пятнадцать от четвертого марта тысяча девятьсот девятнадцатого года, который подписан Донским атаманом Богаевским, «награжден за отличие в боях с красногвардейскими частями студент Донского политехнического института Безруков Николай». Вот копия приказа.
— Приказ никакого отношения ко мне не имеет.
— А к кому он имеет отношение?
— Вероятно, к студенту Донского политехнического института Безрукову Николаю.
Дерзость Безрукова подогревала следствие.
28
Биросту вызвали в Москву. До отправления поезда оставалось около получаса и он, не заезжая домой, отправился на вокзал, теряясь в догадках, кому он понадобился так срочно.
Лубянка встретила его настороженно. Постовой тщательно изучил предъявленное Биростой служебное удостоверение, заглянул в лежавший на столе список и несколько раз нажал на кнопку вызова.
— Присядьте, — сказал он Биросте вежливо, продолжая держать в руке удостоверение, — за вами придут.
— Что, — спросил Бироста сочувственно, — строго стало?
— Да, — живо откликнулся постовой, — товарищ Берия не любит болтающихся по коридорам.
— Мера нужная, — рассудительно заметил Бироста, подавляя зевок. Занятый собой, он не заметил, откуда явился и стал перед ним лейтенант госбезопасности.
— Бироста Михаил Григорьевич?
— Да.
— Из Краснодара?
— Из Краснодара.
— Идемте со мной.
Лейтенант бойко пошел по гулкому коридору, но, сделав с десяток шагов, резко остановился и повернулся к Биросте.
— Вы забыли мне вернуть удостоверение, — напомнил Бироста, сам только сейчас вспомнивший об этом.
— Оно вам больше не понадобится.
— Как это? — заволновался Бироста. — Я что, уволен?
— Вы арестованы!
— Как это? — повторил он глупый вопрос, потому что все другие слова вылетели из головы.
— Так это, — съязвил лейтенант. — Вот ордер на арест, а это — для вашей же безопасности, — он звякнул наручниками. Прошу!
Бироста машинально протянул руки.
— Я помещу вас пока в одноместный номер, — шутил лейтенант. — Вы же прибыли в командировку… Там тепло, уютно, легко думается и вши не отвлекают, — он легко подхватил чемодан. Биросты и пропустил его вперед.
Оформление вновь прибывшего, длилось долго. По крайней мере, так показалось Биросте. Наконец его отвели в камеру и на несколько дней оставили одного. Он метался по камере, мучаясь неизвестностью, а с губ его не сходила улыбка, сотворенная им в момент ареста.
— Прочитал ваши записи, — крикливо известил его жизнерадостный капитан на первом допросе. — Судя по всему, вы намеревались дожить до пенсии и потом подарить людям роман? Вы какой жанр предпочитаете? Мемуарный? Художественно-публицистический?
— Это обычный дневник человека с плохой памятью.
— Да? А я думал, наброски… Судя по записям, вы довольно лояльно настроены к советской власти и руководству НКВД. Это результат прозрения или маска на случай ареста?
— При чем арест? Я записывал то, что волновало, выражал свое отношение к действительности.
— Вы одинокий человек?
— Почему вы так решили?
— Вам не с кем поделиться мыслями и вы решили доверить их бумаге?
— Может быть.
— Получается так, что вы человек с двойной моралью: в мыслях — советский человек, в практической деятельности — враг?
— Я не давал повода для таких выводов.
— Пока вы размышляли в камере о превратностях судьбы, мы изучили массу материалов, характеризующих вашу деятельность, которые окончательно рассеяли сомнения в том, что вы враг.