Валя от души накупалась, накинула на блестящее розовое тело просторный махровый халат, висевший на крючке, и, распустив косу, вышла в коридор.
Тенгиз ждал у самой двери, и весь вид его выражал крайнее нетерпение. При взгляде на Валю, лицо которой было в радужных, бисерных каплях недавнего душа, глаза его зажглись восхищением.
– Ты – моя королева. Проси чего хочешь. Хочешь, колечко куплю с бриллиантом? – Голос его звучал с заметным придыханием.
– Хочу, – засмеялась Валя, протягивая ему руки, – а еще сережки.
– Будут и сережки. – Тенгиз легко подхватил ее, принес в комнату, положил на тахту, осторожно раскрыл халат.
Валя лежала перед ним обнаженная и отчего-то не чувствовала стыда. Лишь немного пересохло в горле, а в остальном она была совершенно спокойна.
– Какое у тебя тело! – с восторгом проговорил Тенгиз. – А грудь какая!
– Тебе нравится? – Валя улыбнулась, глядя на него с обожанием. – Правда?
– Правда, Аллахом клянусь. Красивей тебя никого не встречал. Так бы и смотрел, не отрываясь. – Он с видимым сожалением погасил верхний свет, оставив включенным лишь прикроватное бра, и принялся раздеваться.
В полутьме Валя отчетливо видела его литой гибкий торс, плечи, такие же смугло-бронзовые, как и лицо, плоский втянутый живот, крепкие, поджарые ягодицы.
– Тенгиз! – шепотом позвала Валя.
– Что, милая?
– Я хотела тебе сразу сказать, но не успела. Я… у меня… в общем… это в первый раз.
– Понимаю. Не волнуйся. – Он уже был рядом, лег бок о бок с ней, ласково поглаживая ее тело, покрывая его легкими, быстрыми поцелуями.
Валя вновь ощутила ноющую тяжесть в животе и поняла, что это желание. Оно было таким сильным и острым, что она невольно застонала, крепко прижав к себе Тенгиза. Он поцеловал ее в губы, а затем, приподнявшись над постелью, медленно развел в стороны Валины колени. Она опустила ресницы.
– Не бойся. Тебе не будет больно. Разве только чуть-чуть, капельку. Зато потом… – Тенгиз не договорил, вновь, с еще большей силой притискиваясь, прижимаясь к ее телу. И она, повинуясь порыву своей первой страсти, покорно и доверчиво раскрылась ему навстречу, полная нежности, любви и смятения…
Боли она и правда не почувствовала, вернее, не успела испугаться – лишь коротко, приглушенно вскрикнула, встрепенулась в тесных объятиях Тенгиза. Он тотчас накрыл ее губы своими, ласково погладил по голове:
– Тихо, тихо. Все.
И Вале стало хорошо, легко. Ей показалось, что она вдруг обрела способность летать и парить высоко над землей, а вместо крыльев у нее – руки Тенгиза. Они держат ее крепко-крепко, не дают упасть, с ними надежно, и вовсе не пугает ощущение высоты…
В эти мгновения Валя поняла Верку. Вот почему ей так нравилось быть с мужчинами – это действительно здорово, натурально крышу сносит. Того и гляди закричишь в голос от восторга. Они с Тенгизом теперь и дышали вместе, шумно, судорожно, часто: его вдох – и ее, ее выдох – и его – будто бы стали одним существом, слились воедино…
Потом они так же одновременно стиснули друг друга до сладкой боли, проглотили последний, самый страстный стон и затихли в блаженном изнеможении…
– Вот теперь ты по-настоящему взрослая, Валя-Валентина, – тихо поговорил Тенгиз, поглаживая ее по плечу.
Лица его она в темноте не видела, но слышала по голосу, что он улыбается.
– Ты меня любишь, Тенгизик?
– Люблю. Очень сильно люблю.
– Сильнее, чем всех других? – Валя уютно устроила голову у него на груди. Черные, курчавые волосы Тенгиза приятно щекотали ей щеку.
– Кто тебе сказал о других? – с лукавством произнес он.
– Да уж сказали. – Валя шутливо толкнула его кулачком в бок. – Запомни, я не такая, как они. Не вздумай меня разлюбить! Понял?
– А то что? Зарежешь от ревности? – засмеялся Тенгиз.
– Не зарежу, – дрогнувшим голосом проговорила Валя, – а только… только… никогда не прощу. Так вот и знай – никогда! – Она даже голову подняла, села на постели.
– Какая горячая! – Тенгиз ласково привлек ее к себе, силой заставил лечь обратно. – Зачем это я вдруг тебя разлюблю? Мне с тобой хорошо. Завтра ведь у тебя выходной, верно? Ну вот, мы можем весь день быть вместе. Я институт пропущу.
– А можно? – с опаской спросила Валя, снова зарываясь лицом в густую темную поросль на его груди.
– Нельзя. – Тенгиз хитро улыбнулся. – Но если очень хочется… – Он легонько пощекотал ее за подбородок и горделиво произнес: – Отец такие бабки за меня платит, что переживут.
Валю неприятно резанули его слова. Надо же – отец платит! Папенькин сынок нашелся, еще и хвастает этим. Молчал бы, стыда ради, а он болтает, будто другим и гордиться нечем. Однако она ничего не сказала, продолжая лежать рядом с Тенгизом, приникнув к нему всем телом.