— Смотря чего и сколько вам хочется, — с улыбкою же парировал Морита. И теперь уже глаз не отвел.
— Ну, лично мне в этой жизни уже мало чего хочется… — Иосич занес письмо над пастью шреддера. — Но вот уже пять лет подряд, Морита-сан, я ужинаю в одной и той же лапшевне. Это меня очень тронуло. Надеюсь, вы меня поймете. Пять лет подряд совершенно чужие люди кормят меня так, как мне нравится!
— Да, — хозяин задумчиво кивнул. — Я хорошо понимаю, о чем вы… Кстати, вы о какой лапшевне?
— «Тампопо». Не слыхали?
— «Тампопо»? На Фурумати? Как же, помню! Забегал туда на прошлой неделе!
— Да-да. Но вы, наверно, не в курсе… Фурумати задирает им планку, Морита-сан. Ресторанчик может загнуться. Я понимаю, что здесь свои законы, но… Мне бы этого не хотелось. Уж очень я там привык. А что получается? Сидишь себе, ешь свою рамэн, никого не трогаешь, и вдруг заходят какие-то скандалисты — ну, вы меня понимаете…
— Да что вы говорите? В «Тампопо?» Вот уж не знал… Безобразие. Бедная женщина. Одну минуточку!
Хозяин достал из кармана мобильник, набрал номер. Затем отодвинул парчу на окне и, повернувшись к нам в профиль, вгляделся в полную луну.
— Ямада?! — рявкнул он раз в пять громче, нежели разговаривал с нами. — Да, я! Кто у вас там по Фурумати?.. Дзиро? Давай его сюда!.. Дзи-тян? Да, Морита! В «Тампопо» на Фурумати заглядывал? Сегодня? Так вот, запомни: там отбой! Завтра же принеси им лимон и извинись!.. Ты слышал? Я сказал: принеси деньги, извинись и забудь об этом месте вообще! Все вопросы — сам знаешь к кому! Да, я потом сам заеду, так и передай… Ну, все понял? Чао!
Хозяин выключил трубку и легонько поклонился Иосичу. Иосич разжал пальцы над шреддером и уронил в щель машины письмо. Из раструба внизу выползла аппетитная белая лапша, покачалась раздутыми хлопьями у наших ног и застыла.
Иосич занес над щелью сто баксов.
— За сегодняшнюю выпивку, Морита-сан! А также — привет российскому капитану.
— Заметано!
Иосич сунул банкноту в шреддер. Раструб внизу выплюнул комок зеленоватой пены.
— Чек выписать? — предложил Морита.
— Не стоит! — поклонился Иосич. — Всю жизнь пью за свои.
— И это правильно! — важно кивнул хозяин.
Пока бизнесмены ритуально раскланивались, я расхаживал по офису со стаканом халявного бренди в руке, разглядывая помещение. Обычный офис на четырех работников. Ничего личного. Ящики в столах. Бумаги в папках. Дискеты в кейсах. Ручки в карандашницах. Белые стены, высокий потолок.
И лишь на одном из столов я обнаружил занятную штуковину. Стеклянный шар сантиметров пятнадцать в диаметре. Внутрь которого непостижимым образом запаяна огромная черно-белая бабочка. Хрупкие крылья с тончайшими прожилками, ниточки усиков, бисеринки-глаза — все как живое. Просто Время застыло в стекле и решило никуда больше не торопиться.
На спине у бабочки я разглядел пятно, похожее на человеческий череп. Снаружи по стеклу бежала изящная гравировка — надпись от руки по-латыни:
ACHERONTIA STYX
И по-японски:
«Мертвая голова»
Чечня, Россия, 1980.
— Что это, Морита-сан? — не выдержал я.
— A-а! Это мой старший брат, — отозвался хозяин. — Заливает в стекло что угодно. Разработал у себя на «Тойоте» специальные технологии. В прошлом году у него родился ребенок. Так отец первый локон с головы сына тоже запаял в стекло. Красиво, не правда ли?.. Бабочек этой породы в России больше не существует. Уже в начале 90-х годов их там не осталось вовсе. А эту еще в 80-м поймал для меня один русский друг… — Он театрально расхохотался, отобрал у меня шар и поднял на вытянутой руке. — Хо-хо! Возможно, у меня в руках последняя «мертвая голова» России! Кто знает?
Хозяин окончательно развеселился. И тут у меня в голове что-то сдвинулось. То ли бренди хватило, то ли еще отчего, но я развернулся к нему и улыбнулся как можно шире:
— Морита-сан! А ведь у меня для вас подарок! Можно сказать, амулет для вашего клуба.
— В самом деле? — глаза его зажглись. — Вы очень любезны! Что же это?
— Видите ли… Тут недавно через наш порт русские археологи провозили скелеты сибирских мамонтов. В дар какому-то институту…
Я достал из кармана кость и, держа двумя пальцами, осторожно передал ему.
— Целую неделю с ними в таможне возился! — продолжал я. — Вот и подарили на память. Только мне-то она зачем? А вы бы ее так же бережно в стекло залили, надпись написали, на стол поставили… Всем радость!
— Хм-м! Неплохая мысль… А что это за кость?
Я посмотрел на Иосича. Тот все понял.
— Это копчик, Морита-сан! — небрежно разъяснил Иосич. — Дмитрий просто забыл это слово по-японски. Копчик мамонта. Отсюда начинается хвост.
— Что вы говорите? — Хозяин вгляделся внимательнее. — Но… почему такой хрупкий? Кость мамонта обычно как камень! У нас вон даже печати из них вырезают. Вечные. Очень дорого, между прочим…
— Вы абсолютно правы! — кивнул я, только что не щелкая каблуками. — Но именно этого мамонта обнаружили на Камчатке. В вулканической лаве. Он сгорел заживо вместе с костями.
— Ах, во-от оно что! Но тогда его и правда необходимо залить в стекло! Завтра же брату позвоню. Так значит, копчик камчатского мамонта? Хм-м… А вы случайно не знаете, как это пишется по-латыни?
Я посмотрел на Иосича. Тот деловито кивнул и достал свой черный блокнот.
— Я сейчас напишу, Морита-сан… А вы потом так же и гравируйте.
Нацарапав что-то в блокноте, он вырвал страницу и положил на стол перед заинтригованным хозяином. На бумаге корявой латиницей было выведено:
MAMONTUS KAMCHATIKUS
Copchicum