Я чувствовала какое-то странное отчуждение, будто это происходило со всеми остальными, а не со мной и не с нами. Я всегда ощущала внутри тяжёлую глыбу отчуждения. Возможно потому, что была единственным ребёнком. Возможно, дело в суровой немецкой крови моей бабки. Я была одинока с мужем, одинока с детьми, неприкасаемая, недостижимая, и подозреваю, что они этого не знали. Это одиночество глубоко во мне. Я копила его годами. Оно отражается на всех моих отношениях и всех ожиданиях. Оно делает меня почти невосприимчивой к жестоким поворотам судьбы. Всё это я теперь осознаю очень хорошо. Врач Уэллерс, улыбаясь, вывела Дэлию из приёмной и попросила посидеть, а нас поманила рукой к себе. Но улыбка предназначалась для Дэлии. Она ничего не значила. Мы сели.
— Очень странно. — Врач покачала головой. — Я сказала ей, что она должна кушать. Она спросила почему. Я сказала: “Дэлия, люди ежедневно умирают от голода. По всему миру. Если ты не будешь кушать — ты умрёшь, просто-напросто умрёшь”. Ваша дочь посмотрела на меня и сказала: “И что?”
— Боже, — сказал Стив.
— Она не дерзила, поверьте, — она серьёзно задала мне вопрос. Я сказала: “Ты ведь хочешь жить, да?” Она спросила: “А должна?”. Поверьте мне, можете сбить меня с этого стула. А должна! Я сказала: “Конечно, должна. Все хотят жить”. “Почему?” — спросила она. Господи. Я сказала ей, что жизнь прекрасна, жизнь священна, что жить — это весело. Сейчас Рождество на носу! А как же выходные, дни рождения и летние каникулы? Я сказала, что нужно жить на полную, делать всё, чтобы быть сильной, здоровой и счастливой насколько можно. Я знаю, что она слушала и понимала меня. Но она ни чуточки не беспокоилась и не расстроилась. Когда я закончила, всё, что она сказала: “Да-да, но я не голодная”.
Врач была поражена и сбита с толку.
— Я даже не знаю, что тут сказать. — Она взяла блокнот. — Я напишу вам имя и номер психотерапевта. Не психиатра — он не будет пихать Дэлии никаких таблеток. Терапевта. Пока нет анализов, хотя вряд ли это что-то изменит, скажу — у Дэлии серьёзное эмоциональное расстройство, которое требует исследования, причём незамедлительно. Это доктор, Филдс — лучшая, кого я знаю. И хорошо работает с детьми. Скажите, что я попросила принять вас как можно раньше, если можно — сегодня. Мы с ней знакомы очень давно, и она не откажет. И, думаю, она может помочь Дэлии.
— Чем поможет? — спросил Стивен. Я почувствовала, что он теряет самообладание. — Чем поможет? Поможет отыскать причину жить?
Его голос сорвался на последнем слове и он взбесился, ударив кулаком по столу, а я подошла к нему и попыталась связаться с той частью себя, которая могла бы связаться с ним, и почувствовала, что он не совсем замолк внутри меня, и обняла его. Ночью я услышала, как они разговаривают. Дэлия и мальчики. Было уже поздно, мы ложились спать, Стив был в ванной — чистил зубы. Я собиралась выпить перед сном воды и, выйдя в коридор, услышала их шёпот. У близнецов была своя комната, у Дэлии — своя. Шёпот доносился из комнаты мальчиков. Это было против заведённого у нас порядка, но порядок и так стремительно нёсся ко всем чертям. Работу по дому все забросили. На завтрак я подавала кофе и пончики из магазина. Дэлия, естественно, даже этого не ела. Спать мы ложились, когда уже выбивались из сил. Врач Филдс сказала, что пока всё нормально. Что нам следует избегать любого напряжения и противоречий в семье хотя бы неделю-другую. Мне нельзя было орать на Дэлию за то, что она не кушает. Сначала Филдс поговорила полчаса у себя в приёмной с Дэлией, затем минут двадцать — со мной и Стивом. Я сочла её представительной, а её голос — приятным. Пока у неё не было ни единого предположения насчёт происходящего с Дэлией. Всё, что она могла сказать — она должна видеть Дэлию ежедневно, пока девочка не начнёт опять кушать, и, наверное, один или два раза в неделю — после.
Если она начнёт кушать. Я решила не обращать внимания на то, что они шепчутся. Я подумала, что если бы не захотела попить воды перед сном, я бы вообще их не услышала.
Но то, что сказал Джейк, донеслось до меня через приоткрытую дверь чётко и ясно:
— Не понимаю, — сказал он. — А что с коробкой?
Ответа я не уловила. Я подошла к двери. Пол заскрипел. Шёпот прекратился.
Я открыла дверь. Они собрались на кровати.
— Что с какой коробкой? — спросила я.
Они поглядели на меня.
“Мои дети, — подумала я, — выросли вообще безо всякой совести. Или по правилам, или никаких правил”.
Этим они отличались от меня. Бывало, что я сомневалась, мои ли они.
— Ничего, — сказала Дэлия.
— Ничего, — сказали Кларк и Джейк.