– Где все наши?
– Делят добычу, – ответил Элиэзер бен-Додо, один из командиров Героев.– Смотри, оставят тебя без доли.
– Это когда же кузнецов обижали! – захохотал Иоэль.
Он снова кинулся к наковальне и застучал по бруску, вынутому из горна, приговаривая:
– Иоэлю, как и командующему нашему Иоаву, плевать на всякие там тряпки и бусы. Но! – он остановился с поднятым молотом. – Когда станут делить овец, тут уж я прослежу, чтобы в мою долю не попали одни голые.
Он опять стал колотить по бруску, но вдруг обернулся к Элиэзеру бен-Додо:
– Как ты думаешь, мне, иудею, можно петь за работой молитвы их богу огня? Вот он говорит, что иначе ничего не получится.
– Я не коэн, – развёл руками Элиэзер бен-Додо. – Спроси у Эвьятара.
– Эвьятар точно не разрешит, – загрустил Иоэль. – Скажет: «Это – грех! Бог тебя накажет».
– Подожди ты плакаться, – сказал кто-то из Героев. – Придём в Хеврон, посоветуешься со своим братом, пророком Натаном.
– Ну, ты узнал секрет? – послышался голос Иоава бен-Цруи. – Или кузнец успел удрать?
Иоэль передал молот рабу и, ликуя, подошёл к Героям.
– Всё очень просто. Железо нужно прогревать, как мы делаем в Иудее, но ковать сразу же. Горячим! Вот в этом и весь секрет.
Он радостно хлопнул по спине вавилонского кузнеца, отчего тот едва не полетел на землю.
– А ты уверен, что он не обманул нас, ничего не скрыл? – оттопырив губу, допрашивал Иоав бен-Цруя.
Вместо ответа Иоэль подскочил к Ире бен-Икешу, выхватил у того из-за пояса железный филистимский меч, кинул на плоский камень, метнулся к стене, где был прислонён меч, отлитый перед приходом Героев, и саданул им по филистимскому. Тот со звоном разлетелся на куски. Иоэль захохотал и закружился на месте в отблесках света, выходившего из обмазанного белой глиной горна
– А мой… мой? – растерялся Ира бен-Икеш.
– На, держи, – Иоэль протянул Ире меч, которым только что разнёс прославленное филистимское оружие.
Ира пошёл к выходу, неся перед собой на вытянутых руках новый меч.
– Переставь на него рукоятку от старого, – советовали ему солдаты, торчавшие в проходе. – И заточи. И подгони ножны.
– Дай и мне посмотреть, – остановил Иру Иоав бен-Цруя.
Он взял меч и, разглядывая его, вошёл в кузницу.
– Всё рассказал, говоришь? – переспросил он Иоэля.
И прежде, чем тот ответил, командующий поднял меч и без замаха обрушил его на голову вавилонского кузнеца. Тот, вскрикнув, свалился на груду железных слитков. Струя густой крови поползла по земляному полу. Лицо вавилонянина выражало покорность судьбе, будто он всё время ждал исполнения проклятия жрецов из святилища бога Энлиля.
Все вокруг перестали дышать. Иоэль кинулся к вавилонянину, наклонился и понял, что тот мёртв. В следующую минуту Иоав бен-Цруя в разодранной рубахе трепыхался в руках кузнеца. Не окажись рядом силач Элиэзер бен-Додо, Иоэль разорвал бы командующего.
Их с трудом растащили. Авишай бен-Цруя отнял у брата меч, двое Героев держали Рыжего за плечи.
– Из-за какого-то раба поднял руку на своего командира! – пена выступила на губах у Иоава.
Иоэля отливали водой из чана, а один из перепуганных рабов направил на него мех от горна. Лохматый кузнец выглядел взбунтовавшимся Каином. Он глотал затекавшую в рот воду и хрипел проклятия.
Прошло несколько минут. Авишай бен-Цруя обернулся к Элиэзеру бен-Додо:
– Иоав переночует у меня в палатке, а ты возьми к себе Иоэля. Утром с обозом возвращаемся в Хеврон. Там нас ожидает король. – Он посмотрел на Иоэля, перевёл взгляд на Иоава. – Мы избрали Давида королём и судьёй. Пусть он и рассудит ваш спор.
Все разошлись. Рабам велено было в тот же вечер похоронить несчастного кузнеца по обычаям Вавилона.
***
Глава 14. Конец двоевластия
Давид возвращался с молитвы из оврага. В городских воротах на него налетел запыхавшийся Даниэль.
– Отец! – закричал он. – В Хеврон пришёл Авнер бен-Нер и с ним двадцать биньяминитов.
Давид положил руку на меч, ругая себя за то, что отправил Героев в Джахи.
– Не-е, – протянул Даниэль. – Авнер привёл твою жену Михаль.
– Где Авнер бен-Нер?
– У нас. Ему дали умыться с дороги и теперь кормят. Авнер просил поскорее разыскать тебя.
– Ты, значит, пришёл с миром, – сказал Давид. – Услышал Господь мои молитвы, остановил распрю.
Авнер бен-Нер, улыбаясь, почёсывал горбинку носа.
– Я пришёл рассказать тебе, король Давид, о чём мы говорили с Шаулем, да будет благословенна память о нём, – в ту последнюю ночь на горе Гильбоа. Всё, что мы тогда решили, исполнять тебе. Я уже стар и сделал своё дело – сохранил армию.
Наступило молчание.
– Знаешь, как мы познакомились? – Давид обернулся к Даниэлю. – Представь, старый король возвращается из похода на амалекитян. Войско ещё не подтянулось, и в Бейт-Лехем въезжают на мулах только трое усталых всадников: Шауль, его оруженосец…
– И я, – подхватил Авнер бен-Нер. – Вдруг видим маленького пастуха лет пяти. Он нас не узнал, но принёс воды и поделился сыром. Шауль спрашивает: «Как тебя зовут?» «Эльханан», – отвечает. «А где же взрослые?» «В Бейт-Лехеме. Умер мой дед Овед, и все ушли туда. А меня вот оставили со стадом. Боялись, что я стану плакать». Шауль положил руку на голову мальчика и говорит ласково: «Не печалься, каждый человек в свой черёд уходит». А мальчик, – Авнер показал рукой на Давида, – это после победы над великаном Голиафом он стал Давидом, а тогда его ещё звали Эльхананом, – вдруг этот Эльханан как закричит: «Нет, нет! Я никогда не умру!»
Все рассмеялись.
– Потом уже бывало всякое, – почёсывая нос, продолжал Авнер бен-Нер. – Воевали мы и вместе против амалекитян, и между собой. Гонялся я за ним по пустыне Зиф, а уж в последние годы… Давид! – спохватился он.– Я же привёл к тебе Михаль!
– А сам ты не останешься в Хевроне? – спросил Давид.
– Нет, – сказал Авнер бен-Нер. – Поднимусь я и пойду, и соберу к господину моему, королю, всех израэлитов, и они заключат с тобой союз. И будешь ты править по воле души твоей.
– Что ж, согласился Давид. – Раз ты так решил, иди. Я и мужи племени Йеѓуды будем ждать твоего возвращения в Хеврон.
Они обнялись, два высоких крепких воина, один – усталый, седой, грузный; другой – лёгкий, как пламя, полный сил и надежд. Возбуждённые встречей и беседой, они стали похожи друг на друга, будто их породнила мечта о полной перемене судьбы иврим в Кнаане.
Сын Давида Даниэль затаился в углу и во все глаза смотрел на собеседников.
– А помнишь, Авнер, как сидели мы рядом на пирах у короля Шауля: Йонатан, ты и я? – спросил Давид.
И начал, а за ним и остальные, – Авнер бен-Нер, биньяминиты, вошедшие в комнату, и иудеи, собравшиеся со всего королевского дома, – все запели поминальный псалом по Шаулю, его сыновьям и по всем иврим, сложившим головы в битве на склонах горы Гильбоа:
– Олень Израиля!
Убита твоя краса, пали герои…[7]
***
Проводив Авнера, Давид не отправился сразу к Михаль, а приказав, чтобы его оставили одного, ещё долго ходил по комнате, прося у Господа сил и удачи для своих новых замыслов. Ему уже виделось полное замирение с биньяминитами и праздник, на который он пригласит старейшин всех ивримских племён и королей дружественных городов Кнаана. Он отправил вестового навстречу командующему Иоаву бен-Цруе с приказом сохранить захваченный в походе скот, не обменивать его по дороге и как можно скорее привести в Хеврон.
Давид заснул поздно, а едва рассвело, оруженосец Нахрай сунул нос в комнату и сообщил, что слуги Давидовы и Иоав пришли из похода и принесли богатую добычу. Командующий после омовения и благодарственной жертвы за благополучное возвращение отряда из Джахи придёт к королю.