«Отлично, — подумал Шеф, когда стража халифа разогнала толпу и движение возобновилось. — Мы заставили их призадуматься. Они недоумевают, простой ли я смертный? Не такой уж плохой вопрос».
Халиф услышал рев толпы даже в своем уединенном зале для аудиенций. Он поднял бровь, выслушивая торопливый доклад вестника. Когда гул приблизился, Абд эр-Рахман различил завывания удивительного инструмента франков, не более гармоничные, чем визг кошачьей своры, и зловещий стук металла по камню, и грозный клич варваров. «Они что, пытаются запугать меня? — озадаченно подумал халиф. — Или просто таков их церемониал? Нужно поговорить с Гханьей. Не зная обычаев чужеземцев, нельзя делать выводы».
Шум прекратился, когда Шеф дал знак остановиться и правофланговый сделал соответствующую отмашку копьем. Викинги и англичане застыли в строю на внешнем дворе.
— Сколько человек могут пройти на аудиенцию? — спросил Шеф.
— Кроме тебя, не больше десяти, — был ответ.
Шеф кивнул и показал на тех, кто пойдет с ним. Бранд и Торвин, Хагбарт и Скальдфинн. Посмотрев на Хунда, он заколебался. Лучше этого жреца Идун никто на Севере не разбирался в лекарском искусстве, а Кордова славилась своими медиками: Хунд может понадобиться для сравнения и оценки. Однако его нельзя разлучать с сердитой, но послушно носящей чадру Свандис. Значит, берем обоих. Еще он поставил рядом с Брандом двух шкиперов, победивших в двух десятках поединков и тем заслуживших право командовать, и молча кивнул своим старым товарищам, арбалетчикам Квикке и Озмоду.
Халиф, сидя на высоком подиуме, смотрел на вошедших и выслушивал торопливые пояснения Гханьи, который подошел, пока магусы ждали снаружи. Король оказался одноглазым. Необычное явление для франков, они ведь так ценят силу и здоровье. Роль монарха лучше подошла бы стоящему позади великану. Впрочем, одноглазый держится властно. Абд эр-Рахман отметил, как уверенно тот прошел вперед и стал перед престолом, нетерпеливо оглянувшись на переводчика.
А еще халиф заметил, что из-под волос и золотого венца по лицу короля течет пот. Как одеты эти люди? Металл, нагревающийся на солнце, под ним еще кожа, а под кожей вроде овечья шерсть? Летом в Андалузии одетый так человек умрет от солнечного удара еще до полудня. Однако король и его люди и виду не подавали, что их смущает жара, они даже не утерли пот со лба. «Араб считает своим долгом не подвергаться таким неудобствам, — подумал халиф. — А франк, словно трудящийся на солнцепеке раб, старается не замечать их».
Халиф задал первый и главный вопрос:
— Спроси, есть ли среди них христиане.
Абд эр-Рахман ожидал, что Сулейман повторит его слова на латыни для переводчика чужеземцев. Но едва еврей заговорил, король северян отрицательно покачал головой. Значит, он кое-что понимает по-арабски. Скальдфинн поднаторел в изучении языков и народов. В пути он брал уроки у Сулеймана и, в свою очередь, учил того англо-норвежскому жаргону Пути. Шеф нередко присутствовал на этих занятиях. Скальдфинн медленно, но разборчиво заговорил по-арабски, переводя ответ короля.
— Среди нас нет ни одного христианина. Мы разрешаем христианам исповедовать их веру, но сами идем по другому Пути, и у нас другие книги. Мы боремся только с теми, кто отрицает это право.
— Вам когда-нибудь рассказывали, что есть только один Бог, Аллах, и Мухаммед — пророк Его? Уверуйте в это, и вас ждет богатая награда от меня.
— Нам рассказывали.
— Вы не веруете в Аллаха? Предпочитаете молиться своим богам, кто бы они ни были?
Напряженность и обвинительные нотки в голосе халифа. Бранд поудобнее взял свой топор «Боевой тролль» и отметил двух стражников, стоящих позади халифа с обнаженными скимитарами. «Здоровые ребята, — подумал Бранд. — И загорелые, что твои головешки. Но выше пояса голые и щитов нет. Два удара, а третий для араба в кресле».
Осознав, что вполне понимает арабскую речь халифа, Шеф стал отвечать без переводчика. Повысив голос и подбирая самые простые слова, он проговорил:
— Я не видел Аллаха. Я видел своих богов. Будь у меня два глаза, я, возможно, увидел бы и Аллаха. Одним глазом всего не увидишь.
По залу прокатился шумок. Привычные к искусству иносказаний и переносных смыслов, арабы поняли последнюю фразу. Она означала, что тот, кто верит во что-то одно, наполовину слеп. «Богохульствует», — сочли одни. «Для франка довольно умно», — решили другие.
«С этим человеком трудно фехтовать, — подумал халиф. — Он уже доказал, что умеет произвести впечатление. А сейчас завоевывает симпатии моих придворных».