— Теперь встань раком, — севшим голосом потребовал он, и Коё послушно растянулся на лежанке, оттопыривая задницу.
Эдмунд неспешно пристроился сзади, поглаживая упругие ягодицы.
— Коё, ты мне веришь?..
— Да… —
В следующий момент на его глаза опустилась лента. И чисто из доверия и интереса он не стал проникать в чужой разум, а доверился своему слуху и обонянию.
Послышалось, как Эдмунд взял что-то с пола, чувствовалось, как он нежно гладил спину Коё и как прикусил ласково кожу на плече. Коё дёрнулся и тихо вскрикнул, как только горячий воск пролился на его спину, и зашипел, прогибаясь. Эдмунд по-садистски пролил чуть большее количество воска на кожу Коё, и тот промычал что-то невнятное, извиваясь, словно змея. Смотреть на то, как ему больно и хорошо одновременно, — слишком дорогое удовольствие.
Коё шипел, дергался, вскрикивал и стонал: спина горела, и острая боль приносила сладкое наслаждение затем. Он уже хотел попросить Эдмунда, но тот выполнил просьбу раньше её появления: пролил воск на бедра и ягодицы Коё, отчего тот застонал громко и сладко, вскинув голову и изогнувшись.
В ушах стоял шум, голову вело, Коё никак не мог отдышаться — он точно не был готов к такому повороту событий. У него не было сил даже окончить мысль, пока тело билось в крупной дрожи и горело, притягиваясь к чужому теплу и признавая поражение.
— Черт тебя… дери… Ах! — он вскрикнул от резкого проникновения чего-то не очень толстого и холодного — дзё.
Эдмунд едва ли не горел от возбуждения, глядя, как Коё с трудом, но с наслаждением принимал посох внутрь, как он пытался расслабиться, чтобы дзё смог войти глубже. Эдмунд жестко двигал предметом, с каждым толчком врываясь всё несдержаннее и сильнее.
Он попытался развязать свободной рукой шнуровку хакамы. От плохо сдерживаемого возбуждения пальцы не слушались, раздался треск ткани, и Эдмунд прижался обнаженным желанием к Коё, в голове у обоих от соприкосновения кожи к коже раздался пушечный выстрел. Эдмунд аккуратно вынул дзё из любовника с пошлым звуком, откинул его в сторону, и тело Коё пронзила боль пополам с ощущением заполненности, вырывая стон. Желание топило разум в своём тёмном половодье — да и как можно было расцепиться, откатиться назад, когда Эдмунд со своей властью и силой не сдерживался, спуская себя со всех цепей. Поцелуи, укусы, безжалостная хватка, хриплый шепот; возбуждение от одной мысли о желании Эдмунда обжигает ещё сильнее, сводя мышцы отчаянной судорогой.
Взгляд зелёных глаз скользил по его разметанным прядям, по изящной шее, грубоватая кожа которой расцветала лиловыми отметинами зубов… Эдмунд смотрел на выгнутую, словно на дыбе, спину, растрёпанные волосы, зад, принимающий всю его длину. Ритм сорвался, ощущения не давали ни на чём сосредоточиться, всё, что Коё мог, — вскинуть руки над головой, давая упор, и биться в его хватке, пытаясь стать ближе, ещё ближе, ещё… Коё сорвался первым, выгибаясь до треска в позвоночнике и заходясь в хрипящем стоне; несколько размашистых, рваных толчков, вбивающихся в гибкое тело, и Эдмунд достиг своего пика, едва не раздавливая ему спину и прокусывая ухо до крови в жадном, слепом поцелуе.
Эта ночь определенно стала особенной для них обоих.
Они проводили не очень много времени вместе, но им вполне хватало их медитаций, вечерних посиделок у огня и редких полных страсти ночей. Эдмунд никогда не думал, что способен любить так отчаянно и сильно, но не мог совладать с собой, когда видел Коё. Один его вид вводил в состояние неспешного спокойствия, его послушание в постели возбуждало и развязывало Эдмунду руки. Единственное, что его напрягало, — это корабли, что виднелись на горизонте.
— Это корабли Шотландии, мой друг, — сказал ему как-то монах, — и ждут они только тебя.
— Я мёртв для всех! — излишне эмоционально воскликнул он в ответ.
— Так почему их корабли крутятся вокруг нашего острова, Эдмунд? — весьма спокойно ответил монах вопросом. Ответа на него Эдмунд так и не нашел.
Вечером, после трапезы, он спустился вниз, к морю. Корабли становились всё ближе, на их палубах можно было заметить огни фонарей и свеч. Отдалённо слышались моряцкие песни и ритмичный стук полсотни каблуков.
Эдмунд думал о том, что он слишком задержался на острове. Он так задумался об этом, что не услышал, как сзади к нему подошел Коё, походку которого Эдмунд уже успел выучить.
— Ты ведь уплывёшь с ними, да? — он присел рядом и уставился вперёд, на корабли.
— Думаю, да. Я их король. И если я не уплыву с ними, если не отдам приказ не трогать этот остров, они всё здесь разгромят.
— И ты больше никогда сюда не вернешься?
— Никогда.
Эту ночь они провели вместе. Без дзё, лент и воска — просто наслаждаясь друг другом, нежностью и любовью друг друга. Они дарили друг другу последние частички своей души, проводили последнюю ночь вместе. Они знали, что больше никогда не увидятся.
Утром Эдмунд надел европейскую рубашку и штаны, в которых попал сюда впервые — чтобы никто точно не прознал, что здесь есть хотя бы одна живая душа. Он попрощался со всей деревней — жители её уже разбрелись по своим делам, и Эдмунд стоял у врат с Коё. На нём не было маски и повязок — он был одет в обычное кимоно, чтобы Эдмунд запомнил его лицо таким.
Коё так порывисто и крепко поцеловал Эдмунда, так взволнованно обнял его. Он целовал пылко и нежно одновременно, зарываясь загрубевшими пальцами в жесткие волосы своего Эдмунда и шепча ему в губы:
— Anata no yō ni watashi ga aisuruhito wa dare mo imasenshi, daremoinaideshou.
И в последний раз крепко поцеловал его, отпуская из объятий:
— Прощай.
Когда Эдмунд вышел на берег, он увидел три причаливших корабля, с которых только спускались команды. Его узнали сразу же и завопили:
— Эдмунд жив! Король Эдмунд жив!
— Да здравствует король Эдмунд Львиное Сердце! — огласил капитан, и матросы восхищённо засвистели и зааплодировали.
— Ну что, теперь вам со мной точно не соскучиться! — как можно оптимистичнее пообещал он, на что матросы ещё радостнее закричали и завыли.
— Есть на этом острове что-нибудь полезное, ваше величество? — с лёгким поклоном спросил всё тот же капитан.
— Нет, мой друг, там есть лишь бесполезные камни и мох, не думаю, что это поможет нам спасти страну, — матросы вновь засмеялись, — так что оставим эту дыру в покое и устремимся в нашу родную Шотландию, друзья!
Уже через два часа он бороздил открытое море и смотрел на портрет, нарисованный углем на рисовой бумаге: Коё без маски, слегка улыбающийся и по-своему счастливый. Эдмунд надеялся, что Коё точно так же улыбается сейчас, помогая дотащить воду из колодца какой-нибудь женщине. Сердце щемило от разлуки, и даже после прибытия в Шотландию Эдмунд более не знал ни одной девушки — даже самая красивая дева не смогла бы подарить ему то чувство эйфории и спокойствия, какое ему дарил Коё одним своим присутствием.
Этот рисунок Эдмунд сохранил на всю жизнь: убрал под стекло в ящик. Иногда он вспоминал красивого мужчину по имени Коё, вспоминал его тепло, касания, голос, истории о драконах и сакуре, о смелости самураев перед лицом власти. Спустя долгие годы он вспомнил ту фразу, что сказал ему Коё на прощание, и перевел ее. Она значила: «Нет и не будет того, кого я буду любить так же, как тебя».
И через сотни лет, когда сменятся многие поколения, его дальние правнуки откроют этот ящик и найдут застеклённый портрет незнакомца, и он не вызовет в них ничего, кроме непонимания. А Эдмунд…
Эдмунд помнил красивого мужчину по имени Коё.