Балу: Или на «Ватрушку», что ли… Не суть, так и рисунок этот появился…
Князь: Помню, что я сам начал эти афиши разрабатывать, ну то есть оформление афиш. Причем они опубликованы. Их можно найти. Первая афиша, там написано.
Балу: Точно, ты прав. Сначала афиши были просто с названием, потом я вставил фотку, а потом появились разные рисунки. Так ты для афиш нашего «Шута…» нарисовал?
Князь: Не совсем. С Шутом была история довольно специфическая. Я вообще не помню, с какой целью его нарисовал. Совершенно точно, что я не рисовал никакого логотипа группы. Я просто взял и нарисовал этого Шута абсолютно стихийным образом. С руками. За всю историю нашего существования этих шутов было три. Один был молодой, смешной. Потом я решил его сделать круче и нарисовал его с подковкой, с усиками. И этот Шут стал более популярным. Если сейчас вы где-либо увидите афиши «Короля и Шута», на них вы найдете именно этого Шута. Но первый был на протяжении долгих лет, пока я его не перерисовал. Новый тоже сильно закрепился и стал культовым, даже переплюнул предыдущего.
Балу: Вспомнил. У меня была целая куча твоих рисунков, и я старался сделать всегда разные афиши, уж и не помню почему. Там были дед с палкой и прочее всякое… Заяц какой-то еще был… И Шут тоже был. Постепенно он как бы сам по себе прижился. А потом ни у кого и вопросов не возникло, когда мы делали первую «официальную» афишу, то есть в типографии.
Рисунок М. Горшенева
4. Больница, молодость, любовь
Как со звездами легко и просто, как с людьми тяжело…
Балу «Подожди»
Лежал я как-то в больнице, не так давно дело было, хотя и не недавно. И пришлось мне объяснять друзьям и близким, что в больницу надо носить не цветы, а домашнюю еду. И вдруг вспомнилось…
Дело было давно, совсем давно. Загремел как-то Горшок в больницу. Что-то в животе у него не заработало как надо. И вот он там лежит, а мне звонит его жена Анфиса: «Шурочка, там Миша лежит, все хорошо, операция прошла успешно, но он отказывается есть. Уже два дня ничего не ел почти, а я ничего не могу поделать».
Ну, что делать. Поехал к нему. А надо вам сказать, что на улице стояла зима, и причем довольно холодная. Дело даже не в этом, а в том, что у меня не было зимней обуви. Точнее, были старые разбитые высокие шнурованные военные ботинки, но их мне отдал как раз Горшок. А отдал он их мне, поскольку подошва у них треснула. У обоих. «На, говорит, Шура, может, починишь, и будет у тебя обувь на зиму, а то ты ходишь, как…» Но в мастерской надо мной просто посмеялись, и делать было нечего. Впрочем, в них можно было спокойно и с относительным комфортом дойти до метро, пока снег не набивался в трещину и не начинал таять. Не суть, одним словом, взял я ноги в руки и поехал к Горшку в больницу.
Приехал. Пропустили к нему. Причем врач на меня посмотрел, как на какого-то бомжа-оборванца, а не на стильно прикинутого панка. Впрочем, в этом сезоне и у тех, и у других линии модной одежды были очень похожи. Так что простим ему его необразованность и невзыскательность в вопросах моды. Захожу к Горшку. А он сидит такой весь бледный, в каких-то дурацких трениках и еще более дурацкой, явно солдатской, майке.
Горшок на фестивале «Нашествие», 2001 год. Фото Е. Евсюковой
– Шура, а ты пожрать ничего не принес?
А надо вам сказать, что времена у нас были голодные, и возможности достать нормальную еду у меня не было. Денег тоже не было, и все, что я мог ему принести, – это дружеское участие.
– Да нет, не принес. А что, тебя тут не кормят, что ли? – делаю я удивленное лицо.
– Да тут таким г*вном кормят! – пожаловался он на судьбу.
– Правда?
– Даже если захочешь есть – не сможешь. – добавил он с грустью.
– Ну, давай попросим и посмотрим. Может, и не такое уж г*вно?
Я сам был не то чтобы сытый и думал, что нет такого больничного г*вна, которое нельзя съесть.
– Да что просить-то, вон тарелка на тумбочке.
На тумбочке, накрытой серым полотенцем, действительно стояла тарелка с чем-то неаппетитным. Не, «неаппетитным» – фигня, с чем-то откровенно (даже издалека видно) несъедобным. Какая-то не то каша, не то переваренные макароны, не поймешь. Найдя ложку, я не без труда отделил кусочек этой массы, понюхал с наслаждением и сказал:
– Да нет. Не куропатка с ананасом, конечно, но вполне съедобно!
Причем сказал это так честно, что Горшок даже заинтересовался, не подменил ли я тарелку. Он-то уже это блюдо видел. Посмотрел и сказал с обидой: