Из-за следующей излуки уже выглядывало вогнутое лоно Птицы-скалы, а оттуда — будто большая застывшая капля смолы — виднелась коричнево-золотистая Королевская избушка. Он увидел над избушкой блекло-серый, точно водяной, столб дыма, на котором покоился вечерний, безмолвный таежный воздух. Увидел на белой руке реки, словно блуждающие родинки, четыре быстро растущие точки — бегущих ему навстречу собак. Увидел покрытое синеющим снегом предназначенное ему в безмерном мире место, к которому он шел. Снег от лыж взлетал и ложился далеко перед ним, и эти нарастающие впереди бугры снега разворачивали синеватые тени, как будто он гнал бесконечно длинную щепу по несуществующему белому дереву. Так он шел до Королевской избушки; хотел было свернуть под прямым углом, чтобы пересечь реку, но вдруг на всеобщем белом фоне снега и берез мелькнуло что-то красное. Он прошел немного вперед и понял, что это ему не померещилось. Он смотрел в упор в одну точку, будто нашел подтверждение чему-то… Рябина в глухой тайге! Красные гроздья на строгом белом фоне, точно молодой поцелуй на старческой щетине, странное явление, почти излишество, и все-таки подлинное — рябина в глухой тайге.