Честно говоря, это было правильное решение. Венцоне, гарнизон и жители которого наверняка повели бы охоту на Ричарда, мог оказаться столь же опасным, как Удине. Скверные времена, подумалось мне, – простолюдины возомнили себя достойными пленить короля. Но такова была суровая действительность, и ее следовало принять. Лучше найти убежище в монастыре, где будут задавать меньше вопросов и королю поможет врач.
Когда мы въезжали в ворота, огромная сила короля изменила ему. Если бы не моя рука, он вывалился бы из седла.
– Держитесь, сир, – проговорил я. – Мы уже приехали.
Он обратил на меня взгляд глубоко запавших глаз:
– Не позволяй им отворить мне кровь.
– Да, сир.
Я тоже не жаловал этот метод лечения, любимый столь многими докторами.
Эти слова были последними, которые Ричард произнес за несколько дней.
Болезнь короля, очередной приступ ужасной четырехдневной лихорадки, терзавшей его и прежде, оказалась неявным благословением. Государь получал самый лучший уход: один из здешних монахов учился в известной на весь мир салернской школе целителей, мы же получили возможность укрыться от непогоды. Этим выгоды не исчерпывались. Мои опасения насчет погони оказались оправданными, но когда назавтра после нас прибыли всадники, они получили от ворот поворот. Я был свидетелем стычки: одно из узких окошек в гостевом дормитории[8], где лежал король, выходило на двор. Среди преследователей оказался Меховой Плащ, но главным был не он, а суровый коротышка с цепким взглядом, который вел себя холодно и надменно. Как я понял, он служил у Мейнарда – мне удалось уловить «ein offizier des König» и «Meinhard».
Он мог держаться сколь угодно холодно и надменно, но не сумел управиться с монахом, ведавшим конюшней и фермой. За смирением и благочестием этого брата скрывалась железная твердость, как у рыцаря. Здесь нет скопищ возвращающихся из Святой земли паломников, заявил он. Нет и торговцев, нет никакого богатого купца, отзывающегося на имя Гуго. Нет, обыскивать монастырь не дозволяется.
Разъяренный, но опасавшийся навлечь на свою голову гнев церкви остроглазый чиновник пришпорил коня, заставив его вздыбиться. Страшась, что монаху вышибут мозги, я с удивлением наблюдал, как брат невозмутимо смотрит на копыта, мелькающие над его головой. Бессильный сделать что-либо еще, прислужник Мейнарда вместе со своими людьми отправился восвояси. Стук их подков еще не затих, когда монах повернул голову в сторону моего окна. По его губам пробежала тень улыбки, и мое уважение к нему еще более возросло. Я подумал, что монах знает или подозревает, кто такой Ричард, и решил защитить его. И это в суровой горной стране, где повсюду враги.
– Кто это был? – спросил Ричард, который проснулся и услышал доносившийся со двора топот.
Де Бетюн, сидевший у его койки, вопросительно посмотрел на меня.
Я хотел было соврать, но король всегда ценил прямоту и правду. Плохие вести или нет, ему все равно надо знать.
– Люди Мейнарда из Удине, сир, – сказал я. – Не беспокойтесь. Говоривший с ними монах оказался человеком твердым и бесстрашным. Они уехали в жутком расстройстве.
Пересохшие губы Ричарда изогнулись в улыбке. Утомленный этим усилием, он откинулся на подушки и уснул.
– Есть уверенность, что они ушли? – озабоченно спросил де Бетюн.
Я уже поразмыслил над этим.
– Пошлю Риса и пару жандармов, пусть проверят.
Де Бетюн кивнул, его взгляд обратился к Ричарду.
– Они не перестанут нас ловить. Мейнард может отдать приказ обыскать монастырь.
– Пока мы здесь в безопасности, – ответил я.
– Это понятно. – Де Бетюн понизил голос. – Но сколько времени потребуется, чтобы король окреп для дальнейшего путешествия?
Я хмуро посмотрел на него. Этот вопрос не давал покоя всем нам, и мы несколько раз задавали его монаху, лечившему короля. Тот выдавал один и тот же раздражающий ответ: «Все в руках Божьих».
Сказав то же самое де Бетюну, я отправился искать Риса. Уставший от безделья, он должен был обрадоваться моему поручению. Меня и самого подмывало пойти, но не хотелось надолго оставлять короля.
Рис нашелся в сенном сарае – за стенами обители, на краю монастырского поля. Там же были и другие жандармы. Этим закаленным, огрубевшим парням не очень-то нравилось жить рядом с молитвенниками, а сухой и теплый сенник позволял им устроиться, как они хотят, вдали от рыцарей. Я завидовал жандармам – мы пребывали либо в дормитории, где все спали в одной комнате, либо в церкви.