– А вот он тебя видел. Это так?
– Да, сир, – сказал Генри, посмотрев мне в глаза.
Тошнота подкатила к горлу. Генри был мертв, похоронен, сгнил дотла – и тем не менее он стоял здесь, и его свидетельство решало мою судьбу с неотвратимостью вражеского клинка.
– Всмотрись хорошенько, – велел Ричард. – Прошло много лет. Люди меняются.
– Я уверен, сир, – ответил Генри. – Эту гриву рыжих волос ни с чем не спутаешь, как и скуластое лицо. Тот самый человек, я готов дать клятву на святых мощах.
Более торжественной клятвы не существует.
В глазах Фиц-Алдельма вспыхнула злобная радость.
– Расскажи нам, что ты видел, – приказал король.
– Он весьма любопытствовал насчет двух парней, что развлекались с одной шлюхой, сир. Когда они ушли, он выскользнул вслед за ними. Одним из них, сир, был брат сэра Роберта.
– Откуда ты знаешь? – резко спросил король.
Генри посмотрел на Фиц-Алдельма.
– Сир, да они же походят… походили друг на друга, как две горошины из одного стручка.
– Да, они были похожи, это правда. – Ричард просверлил меня взглядом. – Ну? Что ты на это скажешь?
– Сир, я… – выдавил я робко, охваченный ужасом.
– Ты был в таверне?
Я посмотрел на Генри, на Фиц-Алдельма, на короля, чувствуя себя попавшим в ловушку. И не нашел ничего умнее, как пролепетать:
– Я… я был там, сир.
– Я так и знал! – проворковал Фиц-Алдельм.
Лицо Ричарда стало мрачным как туча.
– И ты последовал за Гаем и его оруженосцем?
Я хотел солгать, но мое лицо, уже пунцовое, выдавало меня. Не стоило отягчать свое положение.
– Последовал, сир, но это еще не делает меня убийцей. Что я мог сделать один против двух противников?
Я ненавидел голос, которым произнес эти слова, – он был визгливым, как у торговки рыбой.
– Мог! Твой безродный оруженосец поджидал тебя снаружи, чтобы помочь! – вскричал Фиц-Алдельм. – Сир, у меня есть другой свидетель, который видел, как Рис покинул королевские покои вскоре после Руфуса.
Бездонная черная пропасть разверзлась у моих ног. В глубине ее виднелось ярко-рыжее сияние. Адский пламень, подумал. Он ждет, чтобы поглотить меня. И пожрать за то, что я сотворил.
Полумертвый от ужаса, я стоял и смотрел, как вызывают конюха с ежиком на голове, – я этого человека не знал, но королю он был известен. Его показания подводили черту. Он видел, как Рис тайком проскользнул за мной, а на следующее утро слышал наш разговор про мою раненую руку.
– Так? – взревел Ричард. – Что ты теперь скажешь?
Терять было нечего.
– Я убил Фиц-Алдельма, сир, но сделал это, защищаясь.
– Ты крался за ним по переулку, а напал на тебя он?
На лице короля презрение боролось с недоверием.
– Да, сир, – стоял я на своем.
Ричард и слушать не захотел. Он вызвал стражу. Здоровяки-жандармы в накидках с королевским гербом появились так быстро, словно давно ждали приглашения.
Я продолжал кричать о своей невиновности, но меня уволокли прочь и кинули в лишенную окон, смрадную, вымощенную камнем темницу в недрах донжона. Дверь захлопнулась – казалось, навсегда. Я замолотил кулаками по доскам.
– Выпустите меня!
Ответом был издевательский смех. Смеялся Роберт Фиц-Алдельм, последовавший за жандармами.
– Я не убийца! – заорал я и снова стал биться в дверь.
– Палачу расскажешь.
– Король никогда не отдаст такого приказа!
Он фыркнул презрительно:
– В таком случае ты знаешь его хуже, чем себе представлял. День казни уже назначен.
Не раз мне доводилось видеть, как людей бьют в солнечное сплетение, чуть ниже ребер. Удар в это уязвимое место вышибает воздух из легких, человек распластывается на земле, безвольно раскрыв рот и наполовину лишившись сознания. Слова Фиц-Алдельма произвели на меня схожее действие. Ноги подкосились, и я осел на каменные плиты. Привалившись головой к сбитой из толстых досок двери, я слышал постепенно затихавшие шаги Фиц-Алдельма.
Подняться было выше моих сил. Выставив назад руку, чтобы не упасть и не удариться головой, я лег. Я хотел, чтобы тьма поглотила меня. Хотел уснуть, и никогда не проснуться, и не претерпеть жесточайшую кару по приказу моего сюзерена, которого я любил как брата.
Я закрыл глаза.
Рука стиснула мое плечо, заставив содрогнуться от ужаса.
Я очнулся весь в поту, сам не свой от страха. Вместо каменных плит подо мной были доски палубы. Слышались скрип брусьев и тихий плеск воды, ударявшейся о борт. Чувства вернулись. Темноту вокруг создавала ночь, а не глухая темница. Я плыл по морю, возвращаясь из Утремера[2], а Рис разбудил меня. Он сидел на корточках рядом со мной, лицо его выражало тревогу.
2