Нет, хотелось сказать мне. Мне нет никакого дела до Саладина и Иерусалима. Я люблю Джоанну. И только она важна для меня.
Король истолковал мое молчание как согласие.
– Однажды мы вернемся, Руфус, вот увидишь. Нам бы только выбраться из этой трясины и попасть в Англию, а там я быстро расставлю все по местам. Джонни приползет, поджав хвост, как всегда, а его сторонники попрячутся по норам. После этого мы переправимся через Узкое море[11] и поквитаемся с Филиппом – это будет сложнее, но вряд ли займет больше года. Самое большее – полтора.
Внутри похолодело, я кивал, как бы соглашаясь. Он способен видеть меня насквозь, думал я. Даже после многолетних стараний я так и не научился принимать личину непроницаемого безразличия, ставшую привычной для короля.
К счастью для меня, у Ричарда прорвалась наружу страсть к войне в Утремере. Он разразился длинной речью, живо описывая огромное войско, которое соберет. Ошибки, сделанные во время предыдущего похода, не повторятся. Не пройдет и года с нашей высадки, объявил король, как Иерусалим будет взят.
Я пройду рядом с тобой каждый шаг на этом пути, продолжал размышлять я. Это мой долг как вассала. Любовью к Джоанне придется пожертвовать, пусть это и мучительно больно. Мой взгляд вернулся к Ричарду: он расхаживал по комнате, говорил и размахивал руками. Я малость приободрился: невозможно было не восхищаться твердостью его духа, его тягой к жизни.
Мое счастье покромсал на куски повторяющийся звук с улицы, громкий, резкий, как удар мечом.
– Сир! – прошептал я.
Он не слышал того, что уловил я, – топота ног.
– Что такое?
На его лице отразилось недоумение.
– Снаружи люди, сир. Много.
У меня заныло под ложечкой.
Король крепче стиснул рукоять меча, как человек, готовящийся вступить в бой. Затем с печальной улыбкой осознал действительность и положил оружие на кровать.
– Руфус, выйди и посмотри.
– Да, сир.
Я застегнул пояс. Гордость не позволяла мне выйти безоружным, сколько бы ни было врагов. Я вышел из комнаты и встретил Гийома – он возвращался со двора с заржавленным топором в руке. Лицо у него было мрачное.
– Ты тоже слышал? – спросил он.
– Да.
– Что сказал король?
– Велел выйти и посмотреть, кто там.
– Я пойду с тобой.
Я с гордостью посмотрел на него. Пусть снаружи нас ждет целое войско, но, Христос свидетель, никто не помешает нам сразиться с ним и, если придется, погибнуть, защищая короля.
Вдова уже стояла у парадной двери, припав глазом к замочной скважине. Я легонько постучал ее по плечу и спросил:
– Soldaten?[12]
Обратив ко мне перекошенное от страха лицо, женщина кивнула и не возразила, когда я знаком предложил ей отступить в сторону. С колотящимся сердцем я наклонился к замочной скважине и отпрянул при виде широкой, одетой в кольчугу фигуры, приближавшейся к двери.
«Бум, бум, бум», – раздался стук. Доски затрещали, передо мной замелькали облачка потревоженной пыли.
– Wer ist das? – спросил я. – Кто там?
– Aufmachen, im Namen von Herzog Leopold![13]
Дверь затряслась от новой серии ударов. Новости хуже этой нельзя было и вообразить. Я посмотрел на Гийома. Тот кивнул. Я отодвинул засов и открыл дверь.
На пороге стоял светлобородый рыцарь примерно моих лет. Поверх кольчуги на нем было сюрко[14] в черно-белую клетку, на поясе – меч. За его спиной толпились десятка два жандармов, все с арбалетами. Бертольфа я не заметил, и это было куда страшнее, чем если бы он присутствовал здесь. Его наверняка взяли в плен и подвергли пыткам, чтобы выяснить, где мы. Другого объяснения для прихода рыцаря с солдатами не было.
Он строго посмотрел на меня:
– Wo ist der König?[15]
– Вы говорите по-французски? – спросил я.
Он нахмурился:
– Немного, Ja.
– А я почти не знаю немецкого.
Надменный кивок.
– Тогда будем говорить по-французски. Где король?
На мгновение я подумал, не сказать ли, что Ричарда тут нет, но быстро понял, что это пустая затея.
– Он внутри, – сказал я.
– Приведите его.
Я выпятил подбородок:
– Зачем?
– Я здесь, чтобы взять его под стражу.
– Взять под стражу? – Я фыркнул. – Это же король Англии!
На щеках австрийца проступили алые пятна.
– И тем не менее мне приказано взять его под стражу и поместить под замок.
– По какому обвинению?
– Незаконное похищение Исаака Комнина Кипрского и его дочери, убийство Конрада Монферратского и, не в последнюю очередь, оскорбление, нанесенное герцогу Леопольду в Акре.
– Эти обвинения нелепы! Кто посмел их выдвинуть? – осведомился я, хотя ответ был у меня перед глазами, как мой собственный нос.