Рыцарь поджал губы. Он понимал, что я веду себя дерзко лишь ради сохранения лица.
– Герцог Леопольд.
Меня подмывало загнать этому рыцарю зубы в глотку ударом кулака, выхватить меч и броситься в переулок, рубя направо и налево. Славная смерть, но бессмысленная – и мне пришлось проглотить гордость.
– Ждите здесь, – процедил я и захлопнул дверь перед носом у австрийца. Я почти ожидал удара ноги, обутой в сапог, о доски, а следом – появления толпы идущих на приступ жандармов. Ничего такого не случилось. Вместо этого я услышал приглушенный вопрос, видимо от подчиненного, и раздраженный ответ рыцаря.
– Они боятся короля, – сказал я, обменявшись с Гийомом гордым взглядом.
Когда я проходил мимо вдовы, та, с благоговейным выражением на лице, прошептала:
– Der König?[16]
– Ja, – ответил я, и она расплакалась.
Я вошел в нашу комнатку. Ричард ждал со спокойным, почти безмятежным видом.
– Это люди герцога Леопольда?
– Да, сир. Двадцать жандармов во главе с рыцарем. – В голове промелькнула отчаянная мысль. – Мы с Гийомом задержим их, а вы переберетесь на крышу соседнего дома и…
– Все кончено, Фердия, – прервал он меня. (Я раскрыл рот.) – Хватит мне бегать.
– Сир… – проговорил я, ощущая, как мое тело охватывает жуткое оцепенение.
– Но простому рыцарю я не сдамся. – В глазах короля вспыхнул огонь. – Пусть приведет сюда Леопольда, тогда я выйду.
Когда я передал послание короля, борода рыцаря в прямом смысле слова встала дыбом. Я же наслаждался каждым словом и получил еще большее удовольствие, когда во второй раз захлопнул дверь у него перед носом. Он не стал высаживать ее и приказал большинству своих людей оставаться на месте. Минуту спустя я услышал постепенно затихавший стук копыт.
Пользуясь временем, Ричард расчесал бороду и облачился в лучшую одежду, тщательно выбрав тунику и шоссы. Затем нанизал на средний палец левой руки перстень с рубином, тот самый, который мы показывали Энгельберту, и дал мне закрепить пояс. Его сапоги бедняга Бертольф начистил еще накануне. Короны на голове не было, лицо от усталости покрылось глубокими морщинами, но выглядел он царственно, как всегда: высокий, широкоплечий, обладающий такой статью, что и слепой заметит.
Когда он вышел из комнаты, пребывавшая в тревожном ожидании вдова бухнулась на колени и принялась целовать ему ноги. Она плакала и причитала по-немецки. Ричард повел себя ласково: наклонился, помог ей встать, сказал по-французски, что все хорошо.
– Что она говорит? – спросил он у нас.
Женщина продолжала тараторить, перемежая слова слезами и вздохами. Мы с Гийомом прислушались.
– Похоже, извиняется, сир, – сказал я через минуту. – За то, что заставила вас резать овощи. Просит прощения. Она даже не догадывалась, что вы король.
Ричард улыбнулся и заключил одну из ручек вдовы в обе свои могучие ладони.
– Мадам, – сказал он. Притихнув, женщина подняла голову и с трепетом посмотрела ему в глаза. Король продолжил: – Вам не за что извиняться. Для меня было удовольствием остановиться в вашем доме, пусть и скромном. Danke. Danke.
У вдовы трясся подбородок, слезы стекали по щекам. Она кивнула, давая знать, что поняла его.
Удовлетворенный, Ричард велел мне выглянуть в замочную скважину.
– Ну? – спросил он и хмыкнул. – Умаялись ждать и ушли?
Я мало что видел, но разглядел трех жандармов.
– Нет, сир, – уныло доложил я.
– Ну же, Руфус, – сказал король задорно. – Хотя бы твоя задница должна быть довольна, что ей не придется больше елозить по седлу день и ночь. Моя-то уж точно.
Я уставился на него. Уголки его губ вскинулись. Я не смог удержаться и рассмеялся. Король и Гийом присоединились ко мне, сотрясаясь от хохота. Бедная вдова в полном недоумении таращилась на нас.
Мы втроем вернулись в свою комнату и, по указанию Ричарда, раскинули кости на кровати. Никогда прежде не видел я короля за игрой: он действовал с таким же яростным напором, как и во всем остальном. Ни я, ни Гийом не удивились, когда он облегчил наши кошельки сначала на серебряный пфенниг, затем на две, три, шесть монет. Не сомневаюсь, что мы проигрывали бы и дальше, не подоспей Леопольд. Несомненно, это был именно он: слышались голоса, храп и топот коней, гул собравшейся толпы.
Мы перешли в главную комнату. Перепуганная хозяйка не сводила с нас глаз, на которых вновь выступили слезы. Я как мог успокоил женщину, уповая, что моих скудных запасов немецкого хватит, чтобы она поняла: Ричард настоятельно попросит Леопольда не наказывать ее. Не знаю, разобрала ли она что-нибудь; по крайней мере, небольшой, но веский кошель с монетами осушил ее слезы.