Эззедин испытал двойное облегчение: уроки арабского, которые он уже начал с восторгом и удовлетворением, были разрешены; и у него имелось еще одно четкое воспоминание о застольной беседе, которое он теперь мог передать бин Ибрагиму. Он чувствовал себя почти довольным от того, что мог предоставить этому человеку желаемое.
— Один молодой человек — кажется, поэт — хвастался, пытаясь произвести впечатление на людей постарше своими речами. Как дерзкий ребенок.
— На какую тему?
Теперь Эззедин все вспомнил отчетливо.
— Он сказал, что христианская священная книга — ложная. Что еврейские книги тоже фальшивые. Что это всего лишь истории, в которых нет ни слова правды; рассказы о мошенниках и грязных людишках. Да, он так выразился: «грязные людишки».
Бин Ибрагим с интересом приоткрыл один глаз.
— Кто-нибудь из гостей с ним согласился?
Некоторые. Другие неодобрительно покачали головами. Отдельные реплики звучали слишком быстро, чтобы Эззедин успевал их понимать. Кое-кто из гостей — рыцарей и лордов — смеялся и подбадривал поэта в его словоизлияниях.
— «Моисей был фигляром»{18},— сказал он, и другой мужчина, крупный мужчина, которого я видел при дворе, громко рассмеялся над этим.
— А хозяин? Мастер Ди?
— Он интересуется всем и готов выслушать любого, даже если не согласен с ним. Он признает наших врачей своими учителями, математиков и астрономов — тоже. — Эззедин сделал паузу, вспоминая, что порадовало его этим вечером, а потом описал это с бездумной откровенностью: — Я подозреваю, что эти люди… изумляются слепоте своих собратьев-христиан. Возможно, они и есть те, кто мог бы узреть превосходство нашего образа жизни. Но в то же время, как мне кажется, они опасно близко подобрались к идеям иного рода. Некоторые обвиняют их в атеизме, хотя я не думаю, что они действительно…
— Выходит, о мой достойный доверия доктор, вы провели вечер, выпивая с людьми, которые отвергают истину любого Бога?
Задавая вопрос, бин Ибрагим наконец открыл глаза и слегка улыбнулся. Эззедин лишь теперь расслышал угрозу, похожую на первые проблески лихорадки или инфекции. Если бы речь шла о них, он, несомненно, заметил бы тревожные симптомы гораздо раньше. Но в какие-то моменты он становился подобен ребенку и злился на себя за это. Он пробормотал:
— Если Аллах… если Аллах… если…
Но мысль, которую он пытался вытолкнуть из уст, как будто раздулась от гнева и не могла соскользнуть с языка.
— Да? Если Аллах — что? — Джафер расслышал этот гнев и распахнул перед Эззедином пространство, где тот мог бы его разместить.
Однако спокойствие вернулось к доктору.
— Возможно, эти люди обречены сперва бродить вслепую, спотыкаясь, и узрят истину лишь после того, как упадут достаточное количество раз.
9
Джон Ди стоял рядом с доктором Эззедином, на приличном расстоянии от птиц и охотников, и наблюдал, как соколы поедают мясо.
— Послушать графа, — проговорил английский доктор, кивая в сторону Эссекса, возлюбленного королевы, — так птицам свойственно благородство. Они знают, что такое уважение, мужество, верность.
— Но вы полагаете, что они научились просто отслеживать еду, — сказал турецкий лекарь.
— Я верю, что они, как и мы, склонны к формированию привычек. Возможно, даже предпочитают все знакомое. То самое запястье. Тот самый колпак. Я не думаю, что они ценят одну руку в перчатке превыше другой. Хотя история о вашем мальчике и птицах заставляет задуматься. И преданность некоторых собак и боевых коней подталкивает к размышлениям о том, не могут ли они чувствовать и понимать нечто большее.
На другой стороне парка, рядом с графом Эссексом, Джафер бин Ибрагим ослабил ремни птичьего колпака, выпустив моргающую голову хищника на свет. Существо уставилось в небо, и бин Ибрагим бросил его в синеву, в то время как загонщики и псы погнали певчих пташек и воробьев прочь с деревьев и кустов. Эссекс попросил вина. Когда его подали, бин Ибрагим отказался, затем повернулся, чтобы кивнуть и слегка поклониться двум врачевателям на противоположной стороне зеленого луга.
— Пойдемте прогуляемся, — сказал Ди и взял своего турецкого друга под руку.
Эззедин последовал за своим обожаемым англичанином дальше в лес. Ди с энтузиазмом принялся тыкать пальцем. Его удовольствие от разговора было очевидным:
— Яд… облегчение боли… избавляет от фурункулов… от затрудненного мочеиспускания… от прочих недугов мужского органа…