Призракша хмыкнула:
— Есть особые виды плетей, которые не оставляют ни малейших повреждений на кожных покровах, зато боль причиняют сильнейшую.
— Да, — согласился Льехх, — такие плети есть. Однако след боли остаётся на ауре, и увидеть его может любой священник. Ауральное повреждение считается точно такой же порчей ольма, как и ранение плоти. Разве послушница, в теле которой ты сидишь, этого не знала?
— Может, и знала, только знание это не сохранилось. — Призракша немного помолчала. — Льехх, разве принц не понимал, что, делая свою подругу ольменгой, обрекает её на смерть?
— То же самое спросил у меня и Нэльд. Я сказал, что в башне есть двадцать пять специально отобранных носительниц идеально правильного ольма, тогда как ольм Вильсы самый обыкновенный. Она не пройдёт сквозь Врата, и тогда её вместе с другими отвергнутыми ольменгами выставят на продажу. Мы выкупим Вильсу и поможем ей уехать из страны.
— Так, подожди, — сказала призракша. — Получается, что ольм есть у всех и каждого?
— Конечно. Только для жертвы Всевечному Небу нужен не абы какой ольм, а самый лучший. Поэтому ежегодно и выбирается двадцать пять кандидаток, которые целых двадцать лет учатся правильно управлять ольмом, дабы как можно лучше и полнее провести его обмен на небесную благодать. В награду за это Жертва получает статус принцессы на Небе и звание святой в мире Поднебесном.
— А выбираются ольменги только среди рабынь?
Льехх зло зашипел:
— Ну ещё бы… Начни мои предки отбирать дочерей у свободных, пусть даже и простолюдинов, монархия уже давно бы сменилась республикой. А так… Купили королевские священники малолетнюю рабыню и купили. Кому какое дело, что с ней будет дальше?
— Рабы тоже поднимают восстания, — заметила призракша.
— Да. Но только не из-за ольменг.
Призракша кивнула и спросила:
— Что было дальше?
— Принц влюбился в Вильсу. Это… плохо. Даже позорно и отвратительно, потому что к тому времени они давно уже были братом и сестрой. Мьярна, мы соединили кровь! Этот обряд сделал нас родственниками точно так же, как если бы мы были детьми одних отца и матери. А я… Всевечное Небо, я извращенец! Влюбиться в сестру и желать с ней телесной близости…
— Как это случилось? Ни с того ни с сего влечение появиться не могло. Ведь ты долгое время совершенно искренне считал Вильсу своей сестрой. Что заставило тебя взглянуть на неё иначе?
— Маска и церемониальное платье. — Льехх немного помолчал. — Нам было по восемнадцать. В день летнего солнцестояния пятеро ольменг исполняют на Дворцовой площади танец облаков. Вильса оказалась в пятёрке танцующих. Она была среди них самой грациозной и соблазнительной. Беда в том, Мьярна, что я гораздо реже, чем Нэльд и Вильса, мог убегать из дворца на наше секретное место. К тому же целых два года я провёл в ознакомительных разъездах по королевству, и моё общение с сестрой заключалось не в разговорах, а в письмах… Я забыл упомянуть, что, когда мне было шестнадцать, дед умер, и отец стал королём. А я, соответственно, из простого принца сделался престолонаследником. Понимаешь, Мьярна, хотя мы с Вильсой прекрасно знали души друг друга, зато такие вещи как внешность и тембр голоса были нам знакомы мало… В некоторых случаях два года — огромный срок, и контраст между шестнадцатилетней девочкой и восемнадцатилетней девушкой разителен. То же самое касается и юноши… Тем более, что на празднике солнцестояния обычай требует закрывать лицо маской. — Льехх печально вздохнул и тут же зло ударил кулаком по алтарю. — В тот день я поспорил с приятелями, что на вечернем балу добьюсь от прекрасной ольменги поцелуя в губы. Это максимум, что мужчина может получить от Запретной Девы, и гордиться таким псевдоподвигом будет любой болван. А я в ту минуту и был самым тупым болваном среди всех. — Льехх спрятал лицо в ладонях.
Призракша тихонько кашлянула и сказала:
— Вы узнали друг друга в момент поцелуя, и пустяковый флирт превратился в серьёзное чувство.
— Только для меня. Вильса, к счастью для неё, сумела всё забыть… В тот день она дала мне пощёчину и убежала. Два дня дулась и обижалась, не хотела со мной разговаривать, но вскоре всё простила и забыла. А я вот забыть не смог. Да и она, наверное, всё же так и не забыла оскорбления, которое я нанёс ей. С тех пор Вильса избегала встреч со мной. Наше общение опять свелось к переписке. Тайной, само собой. Письма мы слали друг другу каждый день и были в них полностью откровенны друг с другом, говорили обо всём на свете с бесконечной открытостью и искренностью. А воочию виделись только на церемониях.
— Нэльд знает о твоих чувствах?
— Теперь да, — опустил голову Льехх. Он помолчал несколько мгновений и вдруг вскочил на ноги. — Мьярна! Как же я раньше об этом не подумал! Нэльд не мог взять девственность Вильсы. По времени не получается. Перед прохождением Врат её проверяли, и она была девственницей. А на другое утро после прохождения она сбежала. Начни они с Нэльдом заниматься в ту ночь любовью, им было бы не успеть выбраться из дворца, — тогда каждое мгновение было на счету. Нэльд с Вильсой не дураки, и какая бы страсть их ни сжигала, потерпели бы до той минуты, пока не выберутся за границы королевства. Но если так, то свежая кровь на постели — ложь для священников. Тогда я не понимаю… Как Вильса могла передать Нэльду ольм, если её девственность осталась при ней?
— Насколько я поняла с твоих же слов, — хитро прищурилась призракша, — никакого ольма у Вильсы вообще не было. Во всяком случае, такого, чтобы сгодился для Жертвоприношения.
— Может, в ходе обучения наработался? — не очень уверенно сказал Льехх.
— Не исключено. Однако непонятно, в ходе чего наработался ольм у Нэльда. Или воинская подготовка до такой степени сходна с обучением ольменг?
— Кое-что общее есть… Медитация, управление дыханием и телесной энергией… Разминочные упражнения перед танцевальными уроками и воинскими тренировками тоже одинаковы. Но этого мало, чтобы порядком накобелировавшийся лейтенант дворцовой стражи мог заменить целомудренную ольменгу.
Призракша усмехнулась ехидно:
— Объясни, будь любезен, какая конкретно может быть связь между половыми органами, как мужскими, так и женскими, и небесной благодатью.
Льехх возмущённо вскинулся, покраснел и пролепетал смущённо:
— Как можно говорить такое вслух!
Призракша окончательно развеселилась:
— Ну вы и даёте! Трахаться можно, а говорить об этом — ни-ни. Истинное средневековье.
Льехх хотел было ответить разгневанной тирадой, но осёкся на полуслове:
— Подожди… Но ведь священники не оспаривали замену! Каким бы ни был истинный ольм Нэльда, для Жертвоприношения он сгодился. Раньше такие замены тоже бывали… И я не уверен, что заменщики всегда забирали у Жертвы её ольм. Нэльду ведь это не понадобилось! Но если специально подготовленную ольменгу вот так запросто можно заменить первым попавшимся воином, а обряд при этом всё равно свершится так, как ему должно, то значит и воина можно столь же успешно заменить каким-нибудь священным животным, и на качество церемонии это нисколько не повлияет! Например, можно взять красного коня. Или белого быка. Или радужного дракона… Всевечное Небо! Но если жертвой может быть священное животное, то зачем вот уже три столетия ежегодно убивать людей?!