Я провела утро и большую часть дня, отвечая на звонки и закрывая цепочки электронных писем перед праздниками. Я просматривала интервью с Ашером из Sports World, когда дверь распахнулась.
Я подняла голову, ожидая увидеть Джиллиан или, может быть, Ксавьера. Шок пронзил меня, когда вместо нее я увидела стройную фигуру сестры.
— Ты сука.
Мои брови взметнулись вверх от ее язвительного приветствия. Обычно Джорджия была более деликатна.
— Кто как считает, но я бываю стервой только с теми, кто этого заслуживает, — сказала я, преодолевая первоначальное удивление, и холодно улыбнулась. — Например, люди, которые без приглашения появляются на моем рабочем месте и нападают на мою личность еще до того, как я выпью свой второй кофе.
Джорджия остановилась перед моим столом. Красные пятна испещряли ее безупречную кожу, а под глазом дергался мускул. Я никогда не видела ее такой расстроенной, даже когда наша бабушка оставила в завещании свою коллекцию винтажных Chanel мне, а не Джорджии.
— Бентли рассказал мне, что ты сделала, — огрызнулась она.
— Правда? — должно быть, это будет забавно. — Пожалуйста, что я сделала? Просвети меня.
— Ты пыталась трахнуть его. Ты позвонила ему, притворилась, что у тебя есть что-то важное, что ему нужно знать, и попросила его встретиться с тобой в то же время, что и на ежегодном женском обеде «Общества розы» Виндзора после Дня благодарения, потому что ты знала, что я буду занята в этот день. — Ее голубые глаза вспыхнули враждебностью. — Пытаться соблазнить мужа своей беременной сестры? Это низко даже для тебя.
— Не ниже, чем трахнуть жениха сестры в их гостиной в канун Нового года.
Рот Джорджии сжался.
— О, да ради бога. Это было много лет назад, и у Бентли был хороший…
— Избавь меня от подробностей, Джорджи. — Она ненавидела, когда люди называли ее так, поэтому я делала это как можно чаще. — Я не буду повторять тот же самый разговор, который мы в прошлом вели уже много раз, но вот что я тебе скажу: мы уже не те люди, что были тогда, и я бы не тронула Бентли снова, даже если бы ты заплатила мне миллион долларов. — Я вернулась к своему компьютеру. — Ты так сильно хочешь его? Можешь оставить его себе.
— Ты много чего умеешь, Слоан, но я не думала, что ты лгунья. — Джорджия бросила свой телефон на мой стол. — Ты встречалась с ним в воскресенье. Не отрицай этого.
Я опустила взгляд. Вот ублюдок. Бентли каким-то образом сфотографировал меня в баре, когда я заказывала напиток и отвлеклась. В кадр попала и его рука, на которой красовался его любимый Ролекс.
Не знаю, что заставило его сделать это — может быть, страховка или шантаж, но этот человек действительно был глупее кучки камней. Фотография была для него еще более убийственной, чем для меня.
— Я встретилась с ним после того, как он позвонил мне и сказал, что хочет поговорить. — Я положила телефон обратно на стол. — Это он сделал мне предложение, Джорджи. — Я не стала вдаваться в подробности того, что он сказал.
Все произошло так быстро, что я чуть не пропустила. На лице Джорджии мелькнуло выражение, достаточное для того, чтобы я подумала, что в раю были проблемы еще до того, как мы с Бентли встретились.
— Ты лжешь.
— Вру ли о вазе Lalique, которую ты бросила ему в голову? — она застыла как вкопаная.
Ваза была маленькой, специфической деталью, о которой я никогда бы не догадалась сама, если бы Бентли не рассказал мне — Джорджия не имела привычки швыряться дорогой домашней утварью в детстве.
— Это ничего не значит, — сказала она, ее цвет лица стал на несколько оттенков бледнее, чем когда она вошла. — Это могло просто всплыть во время вашего разговора.
— Верь мне, или нет. Это не моя работа — убеждать тебя в неверности твоего мужа. — Мой голос похолодел еще сильнее. — Но есть старая поговорка, Джорджи: если он изменяет с тобой, значит, он может изменять и тебе. — Я сделала паузу, позволяя мелочности взять верх. — А еще есть другая поговорка: Карма — сука.
Воспоминания прошлого вернулись на лицо и шею Джорджии в виде красных пятен.
— Вот почему никто не хочет быть рядом с тобой, Слоан, — шипела она. Когда она чувствовала угрозу, то выпускала когти, и сейчас они сверкали в свете фонарей, острые и смертоносные. — Ты — бессердечная змея, и всегда ею была. Ты даже не заплакала, когда умерла мама. Что за больное, бессердечное чудовище не прольет ни слезинки, когда его матери не станет?