Я подняла взгляд, и мое сердце на долю секунды замерло от искренности его взгляда. Сколько бы раз я его ни видела, он удивлял меня, и это пугало до чертиков.
Я знала, как вести себя с фальшивыми людьми. Я общалась с десятками таких людей каждый день. Но настоящие люди были редкостью, и они проскользнули сквозь мою защиту, что могло привести к катастрофе.
Впрочем, в случае с Ксавьером могло быть уже слишком поздно.
Он…
Бентли прочистил горло, прервав ход моих мыслей и вернув наше внимание к себе.
— Разве ты не его PR-агент? — спросил он, заслужив резкий взгляд Джорджии. Список моих клиентов не был секретом, но было интересно, что он хорошо с ним знаком. — Кажется, встречаться с клиентом — это нарушение профессиональной этики. — Мы уставились на него.
Черт.
Бентли не был неправ, но я не собиралась объяснять ему нюансы нашей ситуации. Честно говоря, я боялась, что, пройдя этот путь и перебрав все свои оправдания, я не найду ни одной веской причины встречаться с Ксавьером, кроме желания. Он разрушал мою логику, мои запреты, мою рациональность и все остальное, на что я полагалась, чтобы не попасть в подобные ситуации.
Я так увлеклась стиранием самодовольного выражения лица Джорджии, что забыла о том, что мы должны были быть аккуратны с нашими отношениями на публике. Мы не скрывали их, но и не выставляли напоказ. Мы не хотели давать пищу для городских сплетен.
— С кем я встречаюсь и как веду свой бизнес, тебя не касается, — холодно сказала я. — Я бы посоветовала тебе заняться своим, но у тебя ведь нет своего бизнеса, не так ли? — небольшой наклон головы. — Печально, что твоя семья не может купить тебе сделки так же, как они купили твое поступление в Принстон.
Скулы Бентли горели. Он, как и его отец, работал в сфере частных инвестиций, но получил эту работу в основном благодаря своим связям. Он также ненавидел напоминания о том, что его не взяли сразу, а поместили в список ожидания. Единственная причина, по которой его исключили из списка, заключалась в том, что его семья пожертвовала целое здание.
— Это абсурд, — сказала Джорджия. Без нашего отца или моего семейного статуса, который можно было бы использовать против меня, она явно потеряла интерес к разговору. — Мы не будем стоять здесь и позволять тебе оскорблять нас. Пойдем, Бентли, пойдем. У нас заказан ужин в Le Boudoir.
Они ни словом не обмолвились о Пен, прежде чем уйти. Такова была моя семья в двух словах. Хороша в таких поверхностных чувствах, как появление, и дерьмовая в таких реальных чувствах, как понимать собеседника.
Честно говоря, я была удивлена, что Джорджия вообще появилась. Они с Пен в лучшем случае терпели друг друга и редко проводили время вместе. Джорджия не заботилась о детях (что вызывает беспокойство, поскольку она была беременна), а Пен считала ее «слишком самовлюбленной». Не знаю, где она узнала про «нарциссизм», но она не ошиблась.
— У тебя такая замечательная семья, — сказал Ксавьер, когда Джорджия и Бентли уже не слышали его. — Даже не знаю, почему ты не хочешь с ними общаться.
Я тихонько рассмеялась.
— Да, я тоже.
Теперь, когда моей семьи не стало, рухнула та ниточка защиты, которая удерживала меня в вертикальном положении. Мои плечи обвисли, адреналин вытекал из моих пор, оставляя меня тяжелой и измученной.
Я освободилась из объятий Ксавьера и опустилась на один из стульев, стоявших в коридоре перед комнатой Пен. Я тупо уставилась в противоположную стену, мои эмоции были разбиты после неожиданной встречи с семьей.
Иногда мне хотелось, чтобы я была из тех, кто умеет прощать и забывать. Если бы я проглотила свою обиду и злость и притворилась, что рада за Джорджию, то однажды это действительно могло бы стать правдой. Притворяйся, пока не добьешься своего и все такое.
Если бы моя сестра была хорошей сестрой, а ее предательство с Бентли было единичным случаем, я могла бы рассмотреть такой вариант, но Джорджия никогда не была образцовой сестрой. Она привыкла быть в центре внимания и получать все, что захочет. Часто она хотела получить то, чего у нее не было: фарфоровую куклу в единственном экземпляре, которую бабушка подарила мне на день рождения, винтажное платье нашей мамы для бала дебютанток и, конечно, моего жениха.
Она подняла такой шум из-за куклы и платья, что мой отец «перераспределил» их в ее пользу. Что касается Бентли, то на нем лежала справедливая доля вины. Я верю в то, что изменщик несет большую ответственность, чем тот, с кем он изменил, но в их случае им обоим стоило прыгнуть с Бруклинского моста.