Я скрестила руки на груди, но это не помогло предотвратить каскад мурашек, когда он вновь заговорил.
— Ты все время спрашивала меня, почему я называю тебя Луной. Я не говорил тебе, потому что боялся, что ты сбежишь. Еще до того, как мы поцеловались, до того, как мы стали кем-то другим, кроме PR-агента и ее клиента, ты была светом в моей жизни. Настойчивым, иногда пугающим, но все равно светом. — Ксавьер с трудом сглотнул. — Луна — это сокращение от mi luna. Моя луна. Потому что, какими бы темными ни становились ночи, ты всегда была рядом, светила так ярко, что я всегда находил дорогу.
Перед глазами появились темные пятна. В моей груди туго намотался клубок эмоций, но я не трогала его, боясь, что одна распутавшаяся нить обрушит меня.
— Я не знаю, когда это случилось. В один прекрасный день ты была той, с кем я застрял, если хотел сохранить свой нынешний образ жизни. А потом ты стала... собой. — Грустная улыбка тронула губы Ксавьера. — Красивая, блестящая и чертовски заботливая под этой маской, которую ты показываешь миру. Ты можешь пытаться скрыть это, но уже слишком поздно. Я видел тебя настоящую, со всеми совершенными и сломанными частями, и я люблю каждую из них.
Темные пятна стали невыносимыми. Они плясали перед моим зрением, размывая лицо Ксавьера и превращая мой мир в акварель эмоций. Каждое пятно оставляло рану, и я была уверена, что если он продолжит говорить, а я не сбегу, то истеку кровью прямо здесь, на полу в гостиной.
— Остановись, — прошептала я. Он не остановился.
— Я влюблялся в тебя день за днем на протяжении многих лет и даже не знал об этом, — сказал он, сдерживая слезы. — Ну, теперь я это знаю.
— Не надо. — Комната сжималась вокруг меня, выдавливая воздух из легких, и простой акт дыхания превратился в тяжелую задачу.
Голова поплыла. Я хотела ухватиться за что-нибудь, чтобы сохранить устойчивость, но Ксавьер был единственным, что было в пределах досягаемости, и прикосновение к нему уничтожило бы меня.
Он наседал, не обращая внимания на то, что сжигает меня заживо.
— Я люблю тебя, Слоан. Каждый гребаный дюйм тебя, и я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала, что не чувствуешь того же самого. Скажи, что ты не бежишь, потому что боишься снова испытать боль. Скажи, что ты действительно веришь, что у нас ничего не получится, хотя последние два месяца были лучшими в жизни. Даже когда умер мой отец, и Перри, и еще десяток вещей, которые пошли не так, они все равно были идеальными, потому что ты была рядом.
Дрожь пробежала по моему телу. Давление усиливалось, и я не могла долго сдерживать его.
— Это не имеет значения. — Ложь была настолько горькой на вкус, что я чуть не подавилась ею. — Я хочу, чтобы ты ушел. Пожалуйста.
— Я не об этом тебя просил, — яростно сказал он. — Ты всегда была честна со мной. Не надо...
— Я честна! — Что-то тяжелое и неистовое овладело моим телом и толкнуло в грудь Ксавьера. Он не мог быть здесь. Он не мог видеть меня, когда я сломаюсь, а я знала, что нахожусь на острие бритвы. — Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты любишь меня, а я не чувствую к тебе того же. Так что уходи!
Толкнуть его было все равно что толкнуть кирпичную стену, но волна паники придала мне сверхчеловеческую силу.
Я не видела, как это произошло. Я просто знала, что в одну секунду он был в дверном проеме, а в следующую я захлопнула дверь перед его носом. Замок едва успел закрыться, как я опустилась на пол, и мои конечности затряслись, пока я пыталась заглушить его стук и мольбы.
Колючки слились в бело-серый лист, а зиявшая внутри меня пустота, была настолько непреодолимой, что казалось, будто сама моя сущность рассыпалась в пыль.
Я никогда не испытывала такого отчаяния, даже когда несколько лет назад вошла к Бентли и Джорджии.
Мне не плевать на нас и на то, что ты мне лжешь.
Я не могла видеть Ксавьера сквозь пелену в глазах, но я слышала страдание в его голосе и чувствовала его в воздухе. В его голосе слышалась боль, которая заполняла пустоту в моей груди, потому что он был прав. Я солгала ему.
Мне было не все равно. Сильнее, чем мне хотелось бы.
Он заставил меня почувствовать все, когда я думала, что не могу почувствовать ничего, и это осознание привело к неоспоримой истине: я любила его, так сильно, что не могла дышать, и я оттолкнула его, потому что знала, что любовь закончится лишь разбитым сердцем.
Путешествие не стоило места назначения.
Я не знаю, как долго я простояла там, прижавшись спиной к двери, и тяжесть содеянного приковала меня к земле, но достаточно долго, чтобы фантом Ксавьера затих.
Что-то теплое и влажное скользнуло по моей щеке.
Это было настолько чуждое ощущение, что я не прикасалась к нему. Боялась того, что обнаружу. Потом оно стало капать с моего подбородка.
Я прижала пальцы к лицу. Капля попала на губы, и только когда я почувствовала вкус соленой печали, я поняла, что это было.
Слеза.
ГЛАВА 41
Моя семья не зря называла меня pequeño toro.
Прошлой ночью я стоял возле квартиры Слоан, пока ее соседка не вернулась домой и не пригрозила вызвать полицию. В обычной ситуации меня бы это не остановило, самое худшее, что они могли сделать, — обвинить меня в бродяжничестве, но Слоан не собиралась менять свое решение и бросаться в мои объятия в тот же день, когда мы расстались.
Мне нужна была новая стратегия.
В то утро я провел всю поездку на поезде в Вашингтон, мучая себя размышлениями над этим. Слоан сказала, что не любит меня, но ее реакция не была реакцией человека, которому все равно. Я никогда не видел ее такой расстроенной, и как бы мне ни было неприятно осознавать, что она страдает, ее боль была приятна. Это означало, что она что-то чувствует; если бы она этого не чувствовала, то просто отмахнулась бы от меня, как от Марка.
Как ни странно, чем сильнее были ее чувства, тем больше была вероятность того, что она замкнется и отстранится. Слоан боялась, что ей снова причинят боль, но никакие мои заверения не могли убедить ее в том, что в какой-то момент она не пострадает. Как когда-то от придурка Бентли. Она должна была прийти к этому выводу сама.
Вопрос был в том, как мне до нее достучаться?
Потому что я ни за что на свете не принял бы наш разрыв за чистую монету. Не тогда, когда казалось, что он разрушил Слоан так же сильно, как и меня.
Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты любишь меня, а я не чувствую к тебе того же. Так что уходи!
Тиски сжали мою грудь. Я провел рукой по лицу, пытаясь стереть из памяти образ измученного выражения лица Слоан.
— Хочешь еще немного помечтать или мы можем начать нашу встречу? — холодный голос вернул меня в настоящее. Он был таким же приветливым, как море кактусов, но, по крайней мере, он успешно прогнал мысли о моем разрыве. Пока что.
Алекс Волков наблюдал за мной с другого конца своего стола. Он излучал недовольство, но он был здесь, и это был отчасти хороший знак.
— Мне пришлось отложить семейный поход в зоопарк, чтобы быть здесь, так что давай сделаем это быстро, — сказал он. — У тебя есть десять минут.
Я попытался представить себе Алекса, который везет коляску по зоопарку, но я мог представить его только в том случае, если бы он волшебным образом превратился в одну из тех злобных кошек из джунглей, которых держат в запертых вольерах.