Теперь она никогда не узнает об этом, а ему больше не представится другого шанса.
Ожерелье было единственным способом влияния на Стерлинга, больше Джек не имел ничего, что могло бы помочь ему выручить Онорию. Сэр Ричард не удовольствовался ожерельем, он хотел еще и наказать ее. Джек оказался не в силах противостоять такой мстительности.
Он не сожалел о том, что исковеркал собственную жизнь, но он не имел права делать то же самое с жизнью Онории. Чувство вины и страх за Нее неотступно терзали его. Но ведь должен же — существовать какой-то способ, может, какой-то человек, влиятельнее сэра Ричарда! ; Как только возник ответ, Джек попытался отогнать от себя эту идею. Все, что угодно, но только не это! Наверно, есть и другое средство. Но чем больше Джек думал над этим, тем яснее понимал, что у него остался последний и единственный вариант.
Он лелеял слабую надежду, что этого человека, ранее не сделавшего ничего ради Джека, возможно, удастся уговорить принять участие в судьбе Онории.
И если в Англии какой-либо человек имеет власть, чтобы укротить сэра Ричарда, то это именно тот человек, о котором подумал Джек.
С тяжелым сердцем Джек сделал вывод, что у него нет другого выбора. Он должен поехать к своему отцу и просить его помощи.
ГЛАВА 25
Онория сидела, съежившись, в углу комнаты. Ее захлестнула волна отчаяния и безысходности. Она боялась, что больше никогда не увидит белого света после того, как ворота Спринг-Мидоу захлопнулись за ней. Одна лишь искорка тепла согревала ее душу — Джек отказался от ожерелья и отдал его дяде Ричарду. Он не предавал ее; но отдал все, тщетно пытаясь спасти ее. Слава Богу, ему удалось бежать. Это она виновата, что он остался ни с чем.
Она уступила, поверив подлой лживой записке дяди Ричарда, и выдала Джека. Что он теперь думает о ней? Наверняка он считает ее глупой, безмозглой куклой.
Единственное, что ее утешало — то, что он жив и на свободе. Онория только надеялась, что Джек достаточно ценит это, чтобы беречь себя и снова не попасть в беду.
Онория не знала, что ее ожидает в дальнейшем. Может быть, дядя и выпустит ее, когда его гнев поостынет, раз ожерелье снова у него; или, может, ему когда-нибудь надоест платить за ее содержание здесь. Но куда ей идти? Она втайне надеялась, что Эдмонд скончается от раны, хотя знала, что от ранения в плечо никто не умирает. Жаль, что дядя не прицелился получше. Но, по крайней мере, она чувствовала какое-то удовлетворение, что Эдмонд показал свое истинное лицо.
Хотя это никак не влияло на ее положение. Если бы только она могла пойти за Джеком! Но Онория не знала, где искать его и захочет ли он вообще с ней говорить. Какая ему нужда в жалкой, глупой девчонке, из-за чьей неразумности ему пришлось отказаться от целого состояния? Он не смягчится, даже если она упадет перед ним на колени и станет умолять о прощении. Да, лучше, если дядя позволит ей остаться здесь навсегда.
Джек придержал коня на холме и взглянул на замок внизу. Массивное каменное здание, на фасаде которого время оставило значительный след; зубатая крыша и лес труб придавали ему мрачный и угрожающий вид.
Как ненавидел он это место! Воспоминания о пятнадцати жалких годах, проведенных здесь, на — хлынули на него, и в какой-то момент Джек чуть не повернул коня назад. Он скакал без остановки два дня и совершенно вымотался. При мысли о том, что он вскоре предстанет перед отцом, Джек съежился от страха. Но он не мог отступить, если не ради себя, то ради Онории. Пустив лошадь неторопливой рысью, Джек спустился с холма на дорогу. Как он и ожидал, у |парадного входа его встретил лакей в ливрее. Джек передал ему поводья и поднялся по широким мраморным ступеням.
Другой лакей стоял у массивных дубовых дверей.
— Я должен повидать Его Светлость, — коротко объяснил Джек.
— Позвольте вашу визитку, — лакей с едва скрываемой усмешкой разглядывал неказистый вид Джека.
— Он примет меня, — угрюмо сказал Джек. — Передайте ему, что блудный сын вернулся.
Глаза лакея расширились от изумления.
— Обождите здесь. Я посмотрю, принимает ли Его Светлость посетителей.
«По крайней мере, он не захлопнул дверь у меня под носом», — уныло подумал Джек.
После столь долгого отсутствия Джек уже не надеялся, что его здесь ждут.
Через несколько минут слуга вернулся.
— Его Светлость вскоре вас примет. Будьте так любезны, пройдите за мной в библиотеку.
— Я знаю, где это.
Джек прошел через холл и остановился в дверях библиотеки, разглядывая ее интерьер. Казалось, здесь все осталось по-прежнему. Те же самые дорогие, в тисненых кожаных переплетах книги, аккуратно расставленные на полках, те же бесценные картины итальянских художников, собранные в одном давнем путешествии по Европе, висящие на стенах. Он прошел через всю эту узкую длинную комнату, приблизился к окну и посмотрел на ухоженную клумбу перед входом в дом. То, что ничего не изменилось здесь, изумило его. Он почему-то ожидал, что все переменится тут, также, как изменился и он сам. Но все осталось прежним, и это пугало его. У Джека появилось ощущение, что время остановилось; или вернулось назад на одиннадцать лет.
Он подошел к длинному дубовому столу и провел рукой сбоку, в памятном месте, нащупав зарубки на дереве. Джек наклонился и всмотрелся в метки.
Д. Д. Г. Его инициалы, вырезанные им на столе, когда его заперли здесь в наказание за какой-то проступок. Но вместо того, чтобы углубиться в чтение латыни, он испортил мебель и заслужил за это новую кару. В то время ничто не имело для него значения, впрочем, как и сейчас. Прошлое изменить невозможно. Все, на что он мог надеяться в данный момент, что его отец соблаговолит оказать ему помощь на этот раз. Единственный раз в жизни.
Джек услышал вежливое покашливание за спи-' ной и обернулся. Лакей улыбнулся, как бы извиняясь за свое вторжение.
— Его Светлость примет вас в своем кабинете.
Джек кивнул и вышел за лакеем в коридор. Их шаги гулко разносились под сводами высокого потолка, когда они шли через холл, и Джек вздрагивал от этих мерных гнетущих звуков.
Мраморное великолепие холла, рассчитанное на то, чтобы произвести впечатление на гостей, всегда оказывало на Джека тягостное воздействие.
Лакей открыл перед ним дверь в кабинет, пригласив Джека пройти, и бесшумно закрыл за ним дверь.
Герцог Монингтон стоял, устремив свой взгляд в окно и заложив руки за спину. Невольно Джек почувствовал все то же двойственное ощущение страха и противоречия, как и в детстве. Сколько раз его отправляли сюда для объяснения своих поступков и ожидания возмездия? Сейчас он пришел сюда по этой же причине, но только вместо наказания он рассчитывал на благосклонность. Благосклонность человека, который редко жаловал его своей милостью. Герцог повернулся, и Джек застыл под его пристальным взглядом.
Приглушенное рычание достигло слуха Джека, и он, скосив глаза, увидел громадного мастиффа, стоящего у камина и глядящего на него с подозрением.
Наконец, герцог нарушил невыносимую тишину.
— Ты жив и здоров, как я вижу.
Джек пожал плечами. Он то же самое мог сказать и о своем отце. Его волосы стали белее, лицо изрезали морщины, но вид его внушал почтение и страх, как и прежде. Герцог проницательно сощурил глаза.
— Полагаю, что это не случайный визит. Какие трудности привели тебя сюда?
Джек вздрогнул, услышав эти слова, но решил не отступать.
— Я пришел сюда… не из-за себя, — выдавил он наконец. — У моего друга… неприятности. Я виноват в этом и… я хотел попросить вас… нуждаюсь в вашей помощи.
— Какого рода неприятности? Джек нервно глотнул.
— Кража. Но обвинение ложно. Это, скорей, семейный конфликт, — добавил он поспешно. — И краденое возвращено владельцу, но он не желает примирения.
Герцог прошел к письменному столу и сел, жестом указав Джеку на кресло рядом.
— Расскажи мне обо всем по порядку, — проговорил он устало.
Взглянув на отца, Джек вздохнул и начал повествование.
— Одна леди попросила меня помочь вернуть ей ожерелье, которое должно было перейти к ней, как часть наследства…
— У кого хранилось это ожерелье?
— У ее дяди.