Но постучали в мою дверь. Вошел слуга и объявил, что меня желает видеть святой паломник. Уж не Кача ли? Нет, не он!
Как же так? Зачем слуга приводит ко мне ночью незнакомца?
— Что делать у меня святому человеку? — спросила я. — Ты должен проводить его с почтением в гостиные покои.
— Ее величество сама привезла святого паломника в Ашокаван и велела отвести его сюда. Ее величество вернется за ним…
Святой молча стоял, сложив ладони в приветствии. Он выглядел величественно и осанкой скорее походил на короля, хотя его манера держаться говорила о застенчивости и робости. Коралловые четки, висевшие на его шее, блестели, точно ожерелье. Мне показалось смутно знакомым его лицо, но я не смела всматриваться, ибо обычай требовал склониться к его ногам.
Я предложила святому человеку сесть на подушки посредине комнаты, но он сказал хриплым голосом:
— Мягкие подушки не для живущих в пещерах. Я сяду здесь в углу.
Я бросилась усаживать его в тот угол, который он себе облюбовал, — и помертвела. Он сядет прямо перед портретом его величества, который я теперь каждый вечер убирала свежими цветами. Он увидит, он может рассказать об этом Деваяни, а если она неправильно истолкует мои чувства…
Подняв глаза, я обомлела — отшельник внимательно разглядывал рисунок. Но ничего не говорил.
Он посидел в сосредоточенном безмолвии, потом спросил — все тем же странным, хриплым голосом, который, однако, звучал ласково:
— Чего желаешь ты, девушка?
— Ничего, гуру.
— Ты сказала неправду.
Я молча опустила глаза Неужели он видит скрытое в моей душе, этот святой?
— В сердце твоем любовь. Предмет твоей любви совсем рядом, но кажется тебе недосягаемо далеким.
Я будто онемела.
— Готова ты пойти на жертву во имя любви?
— О да! — сказала я, не успев подумать. — На любую жертву!
Я прикусила язык, но было поздно — тетива спустила стрелу.
Святой неподвижно сидел, закрыв глаза. После долгого молчания он промолвил:
— Ты мне не веришь. Запри дверь и ты увидишь, какую силу имеют мои заклинания.
Я не могла шевельнуться. Он встал на ноги и, возложив руку на мою голову, повторил:
— Запри дверь. Настал заветный час твоей жизни.
В его прикосновении была магическая сила: вдруг успокоившись, я шагнула к двери и заперла ее.
Указывая на рисунок, он спросил:
— Ты любишь Яяти?
Я не смела поднять глаза.
— Все еще не веришь? Не хочешь поверить, что моему внутреннему глазу открыто все? Хорошо. Я могу убедить тебя. Есть ли здесь дверь, ведущая в подземный ход?
— Нет.
— Есть.
Он дотронулся до еле видного выступа в стене, и стена бесшумно ушла вбок, открывая ступени, уходящие в темноту.
Не только я — наверняка никто в Ашокаване не подозревал о существовании подземного хода. Откуда мог знать о нем этот пришелец из ночи?
С улыбкой наблюдая за моей растерянностью, он второй раз нажал на выступ — стена закрылась.
— Ты любишь Яяти, а мы, отшельники, считаем благословенной истинную любовь. Силой моих заклинаний я сделаю так, что Яяти к тебе придет. Он придет подземным ходом и окликнет так, как звали тебя дома.
— Шама?
— Он так и позовет — Шама. Ты не испугаешься, ты нажмешь вот на этот выступ и откроешь ему. Следи только за тем, чтобы тебя никто не подстерег.
Я едва верила собственным ушам.
Что-то смутно тревожило меня в облике и поведении незнакомого святого, но я не могла понять, что именно. Будто почувствовав мою тревогу, он отвернулся, шагнул к двери и уверенным движением отпер ее.
А вдруг это козни Деваяни, подославшей святого, чтобы выпытать мою сердечную тайну, а потом поднять на смех?
Но незнакомец уже перешагнул через порог, его обступили слуги, и я слышала, как он раздавал благословения хриплым своим голосом. Тут же застучали копыта и заскрипели колеса — приехала Деваяни.
— Сестричка Шама! — крикнула она, как в детстве, — Понравился тебе отшельник?
Как далеко отодвинулись времена, когда мы звали друг друга сестричками!
— Очень понравился. Я готова служить ему всю жизнь, если позволит ваше величество!
Деваяни расхохоталась в ответ. Щелкнул бич возничего, и колесница умчалась.
И эту ночь, и многие ночи потом я провела в страхе, любопытстве и сомнениях. Но теперь я всегда проверяла, заперта ли моя дверь, перед тем, как отойти ко сну. Засыпала я поздно и с неохотой, точно чего-то ожидала. Человеку свойственно жить надеждой, какой бы призрачной она ни была.