Сижу полуголая на кровати. Шум воды – это мама наполняет до краев ванну. Стягиваю колготки – терпеть не могу, тем более что дома жарко, и я всегда в них потею. Рассматриваю ноги. Между пальцами – что-то темно-серое, особенно рядом с большим пальцем. Скатываю в комок, пробую…
– Фу, что у тебя во рту? Выплюнь немедленно!
– Мама, это моя грязь!
Три года. Учусь читать по деревянным кубикам. Надкусываю букву «Г» – соленая. Люблю дерево.
Под елкой нашла деревянный конструктор. Он светлый, гладкий, очень приятный на ощупь. До сих пор пахнет мандаринами. И сосной. Конусы, цилиндры, кубики, арки. И как пахнет! «Ты посмотри, она не строит, она нюхает!» – говорит мама папе.
Я не понимаю: почему оттепель – когда совсем не тепло и льет как из ведра? Больше не могу дышать на окно и рисовать на стекле пальцем. Поле моей деятельности сужается, особенно с тех пор, как запретили рисовать на стенах и в книжках…
Держу луковицу в стакане с водой. Выращиваю. Из нее торчит один-единственный зеленый росток. Каждый день проверяю, на сколько он вырос. На участке земли перед домом проклюнулись пучки. Значит, скоро будет тепло. А пока нужно надевать куртку с капюшоном и не наступать в лужи. Если сухо, можно рисовать голубыми и сиреневыми мелками на асфальте – под небом такого же сиреневого цвета. Но мне больше нравится играть в «сад». То и дело слышу:
– Не рви, не трогай, не смей есть землю и вообще отойди от клумбы!
– Мырза, домой!
Домой меня затащить невозможно. Иногда ложусь на землю (на листья, на снег), демонстрирую умильную улыбку и говорю: «Нет». Брату приходится брать меня в охапку и вносить в подъезд.
Когда скользко, брат держит меня за конец шарфика. На всякий случай.
Мою лучшую подругу зовут Катя. Она старше меня на три года и живет в квартире напротив. Точней, не совсем напротив, а прямо и направо – так ходит шахматная фигура коня – единственная, которую знаю. Я ей завидую, потому что у нее и мама, и бабушка, и прабабушка, а у меня – ни одной, хотя бы завалящей, бабушки. Правда, у Кати нет папы, а у меня есть. Сидим у батареи, делимся гематогеном – любимым лакомством.
– Мама говорит, что гематоген полезный, особенно для крови. От него она очень красная.
– Нет, – говорю, – коричневая.
– Не спорь, я старше.
– Ладно, пусть красная.
Мы один и тот же батон ели – хоть это и не пуд соли, но все же…
– Мама, очень жарко, уже можно носить сандалии без носков!
Стаскиваю носки, переворачиваю наизнанку, гляжу на шов, мусолю в руках, а по ступням, начиная с пяток, растекается ощущение легкости и свободы.
Пакуем зимнюю одежду. Перебираем летнюю. В воздухе сильный запах нафталина. Им пахнет слово «антресоль». Значит, точно лето. Радостно напеваю:
– Мам, смотри, оно короткое, короткое, надо отдать!
– Это же твое любимое платье… – удивляется мама.
Я расту – еще одно доказательство моего существования – помимо грязи между пальцами ног. А где-то на антресоли, вместе с молью (не зря ведь эти слова рифмуются), осталась зима, запакованная в мою шубку.
Залезаю на мебель. Игра такая. Нельзя дотронуться до паркета. А иначе случится несчастье – не знаю какое, но случится. Особенно люблю сходить со стола – в воздух. С лукавой улыбкой. Проверяю взрослых на бдительность. И ни секунды не сомневаюсь, что поймают. И ведь ловят, ловят…
Москва тонет в шелковистой пыли. А на площадке валяются «сережки» – душистые и мохнатые, похожие на гусениц. Я не знаю, как называется дерево, только вижу, как с него падают в пыль сережки. И не разберешь, где пыльца, а где пыль. Мне нравится слово «асфальт» – в нем московское лето. Голубые мелки, и «сережки», и пыль. Играю на «холме» рядом с домом. Копаюсь в земле, в траве, ищу божьих коровок, охочусь за воробьями. Командую Гришей и Димой, придумываю игры. Запасаемся на зиму. Собираем камешки, зерна, листья. Мне нравится держать на ладони темную, слегка влажную землю. Рядом с домом папа с дядей лежат под папиной машиной и чинят ее – на них солнечные блики. Дядя громко чертыхается. А над машиной летает огромная, синяя стрекоза, похожая на большеглазую суровую учительницу.
Корчу всевозможные рожи, кашляю, хватаю ртом воздух.
– Кыня, хватит кривляться!
– Снимите, она меня душит!!!
– Панамка?