Ротмистр дело знал. Защелкнул на запястьях браслеты, рывком поставил на ноги. Агата обмякла, не сопротивлялась.
– Будешь знать, как красть фамильные драгоценности, – в самое ухо прошептал ей ротмистр и обернулся: – Благодарю за помощь, господин чиновник.
Кирьяков сделал вид, что к нему это не относится. Будто не он сделал подножку, будто сама удача отвернулась от ловкой дамы.
– У вас имеется хоть какая-то камера?
– На нашем этаже закуток отгорожен, – заторопился Кирьяков. – Позвольте, провожу.
Ротмистр подтолкнул Агату. Она пошла безропотно. Кирьяков забежал перед ними, как будто указывал дорогу в глухом лесу, а не в полицейском доме.
Лелюхин машинально перекинул листок адресного каталога.
– Бедный Алёша, бедный Пушкин, – пробормотал он. – Попал ты в переплет.
Вокруг было пусто. Но кто знает, какие уши бывают у стен.
Снег, выпавший ночью, припорошил сад и дорожку. Следы Пушкина были первыми. Дверь открыли так быстро, будто Ирина Петровна ждала в сенях. Она тревожно всматривалась, не пуская дальше порога. Глаза проплаканы.
– Что… Что с Викошей? – проговорила она, сжимая на груди руки.
Пушкин заверил, что никаких сведений о ее супруге нет: ни дурных, ни хороших. Ирина Петровна пригласила в дом. Она провела в гостиную, позволила выбирать стул самому и отошла к окну, не задернутому шторами. Она всматривалась в белую чистоту сада, как смотрит женщина, которая ждет с тревогой.
– Почему решили, что с Виктором Филипповичем что-то случилось? – спросил Пушкин, оглядывая комнату и особенно буфет, на котором отчетливо виднелся свежий след от удара. В остальном гостиная идеально убрана.
– Вчера под вечер… Викоша схватил револьвер, подарок отца, патроны и убежал… Ни я, ни Ольга не смогли его остановить. До сих пор не вернулся… Я не знаю, что с ним, где он… Это невыносимые страдания.
– Вновь желаете сделать заявление о пропаже мужа?
Ирина обернулась, будто ища поддержку, отошла к другому окну и снова отвернулась.
– Не знаю… Это выглядит смешно: жена просит полицию найти пьяницу мужа, которому на нее, в сущности, наплевать… Нет, не надо… Буду терпеть, сколько смогу… И ждать… Ждать… Ничего другого мне не остается… Вам, мужчинам, не понять, какая это пытка – вот так ждать.
Пушкин слушал внимательно, но страдающую женщину не утешил. Довольно свободно закинул ногу на ногу.
– В поведении вашего мужа было что-то странное?
– Викоша… – начала она и не договорила. – Я уже перестала понимать, где у него заканчивается пьяный бред.
– Что такого странного он говорил?
– Про какое-то «а-ка»… Вдруг вскочил, ударил себя по лбу, словно разгадал загадку… Потом за патронами побежал. И все приговаривал: «Где все началось, там все и кончится»… Вел себя как безумный.
– Не предполагаете, о чем шла речь? – спросил Пушкин, поглядывая на скатерть, чистую и гладкую.
– И знать не хочу, – ответила Ирина, не отрываясь от окна.
– Куда Виктор Филиппович мог пойти на ночь глядя?
– Куда угодно… Хоть к любовнице…
– Так спокойно об этом говорите?
Ирина Петровна подошла к столу и села напротив него.
– Я готова ко всему, – проговорила она спокойно. – Знаю, что у него кто-то есть, другая женщина, роман или что-то в этом роде. Но мне непозволительно ревновать.
– В таком случае позвольте один вопрос, – сказал Пушкин, стряхнув незаметную пылинку с колена. – Не могли бы описать призрака, который преследовал Виктора Филипповича?
Его одарили взглядом, которым награждают сумасшедших. Или зарвавшихся наглецов. Что, в сущности, одно и то же.
– Смеетесь надо мной, господин Пушкин?
Он вынул черный блокнот, раскрыл и приготовил карандаш.
– Не было такого намерения, госпожа Немировская. Я бы хотел получить описание привидения.
Ирина сделал резкое движение, как будто хотела выставить его вон, но сумела взять себя в руки и отошла к буфету, прислонившись спиной.
– Как это возможно?! Это дух… Бестелесное… Необъяснимое…
– Вы же его видели?
– Да! Видела! – выкрикнула она.
– Значит, можете описать, – деловито сказал Пушкин.
– Это… Это… Невозможно… У него нет лица… Это что-то такое бесформенное, от чего кровь стынет в жилах…
– Какого цвета?
Она не поняла вопрос.