– Ольга Петровна просила Петра Филипповича не испытывать судьбу?
Агата кивнула.
– Умоляла чуть не на коленях.
– Ирина Петровна?
– Бедная вдова сидела как оглушенная, закрывала ладонями уши.
– Супруга Немировского?
– Ее не было. Что ей делать в магазине, она же не приказчик.
С лестницы донеслись громкие и сердитые голоса.
– Закройтесь вуалью, – вдруг сказал Пушкин.
Не желая того, Агата послушно накинула черную сеточку, через которую трудно узнать женщину.
– Спуститесь по дальней лестнице в ресторан.
– И не подумаю!
– Дожидайтесь меня.
– Вот еще… Зачем?
– Разговор тет-а-тет.
– С какой стати?
– Надо разгадать с вашей помощью одну задачу.
Приказам мужчин Агата никогда не подчинялась. Да и не бывало, чтобы ей приказывали! Это она приказывала, это ей повиновались. Но случилось то, чего никак нельзя было ожидать: Агата покорно пошла, куда ей указали. Удивляясь себе и не понимая, почему так поступает. Ей ужасно захотелось узнать: о чем же таком Пушкин хочет поговорить? Какую задачку она может разгадать? Вдруг он поверил, что Коччини – убийца, и пошлет выманить его? На это Агата заранее была согласна. Нет, для приличия пусть упадет в ноги, она будет отказываться. Но в последний, самый решительный момент согласится.
Ей ужасно захотелось увидеть, какое в эту минуту будет выражение лица у наглого сыщика.
Свешников был похож на недовольного кота. Кому понравится, когда уютный семейный вечер накануне сочельника нарушается самым беспардонным образом, а приставы волокут его в проклятущую гостиницу. Мало того, опять в тот же самый номер. И снова Пушкин. Вот ведь не сидится человеку в сыскной! А ведь не соверши пристав глупость, не вызови Пушкина, чтобы посмотрел на забавную смерть, так ведь ничего бы не было! Быстренько оформили бы дела о смерти от естественных причин, сердечный приступ и самоубийство, и можно писать рапорт обер-полицмейстеру.
В этот раз Свешников был настроен не усложнять простейшее дело. То, что увидел, – несчастный случай, ничего более. Нужные инструкции на этот счет он вложил в голову Богдасевича, чтобы тот не смел умничать. Доктор был немного навеселе, но здраво размышлять мог. И целиком соглашался: зачем усложнять? Несчастный случай – тот случай, чтобы у полиции хлопот не было.
Пристав окинул комнату сумрачным взглядом.
– И что тут такого, позвольте спросить?
Вопрос задавался Пушкину, кому же еще. Виновнику всех неприятностей этой недели.
Свешникову указали на середину гостиной.
– Разве это не удивляет?
По мнению пристава, удивляться категорически нечему. Ковер аккуратно застелен, массивный стол, что раньше стоял у стены, возвышался на нем. Накрыт ужин, разно-образных закусок и блюд хватило бы на трех, а то и на четырех гостей. К столу приставлен стул, на котором кое-как помещался массивный господин, в обхвате как два борова. Казалось, что стул вот-вот развалится под слоновьим весом. Локти господина помещались на столе, сам он, завалившись вперед, лежал в тарелке. К неподвижному телу склонился Богдасевич, разглядывая и как будто принюхиваясь.
– Чему должен удивляться? – ответил Свешников. – Человек умер от обжорства. Ради этого надо было меня дергать? Что-то вы, Алексей, совсем нервным стали. В полиции с такими чувствами тяжело.
– Никаких чувств, – ответил Пушкин. – Только факты.
– А, понимаю, уже все тут обшарили.
– Произвел наружный осмотр. Ничего не тронуто.
Свешников обменялся взглядом с доктором: Богдасевич давал понять, что господина сыщика ждет малоприятный сюрприз. Пусть завязнет поглубже. Намек товарища по настойкам пристав уловил.
– Алексей, вы знаете мое дружеское отношение к вам, – начал он. – Ну, тогда просветите нас, недалеких участковых полицейских, что нашли здесь выдающегося?
Пушкин заложил руки за спину.
– Всегда рад помочь, Константин Владимирович, – ответил он. – Начнем с того, кто лежит в салате.
– И кто же лежит в салате? – как можно серьезней спросил пристав.