– Обычным порядком-с, – ответил Подковкин, довольный, что его наблюдения за странным семейством пригодились. – Подолгу засиживается. Только, доложу вам, характер у господина Немировского не из легких-с. Сколько раз примечал, как супруга его слезки утирала-с.
Ценному наблюдению Пушкин выразил благодарность, заказал принести, что будет угодно душе официанта, и отпустил.
От Агаты исходили волны арктического холода.
– Вы за этим хотели меня видеть? – спросила она.
– Госпожа Керн…
– Кажется, просила обращаться ко мне по имени. Неужели трудно исполнить такой пустяк, господин Пушкин?
В ответ ей нагло, как посчитала обиженная женщина, улыбнулись.
– Как прикажете… Агата. К сожалению, не имею права разглашать детали розыска, который ведет сыскная полиция в отношении смерти Григория и Виктора Немировских, но скажу самое важное: вы ошибаетесь.
– И в чем же?
– В отношении Ольги Петровны и Коччини.
В один миг Агата забыла, что готовилась быть беспощадно строгой.
– Хотите сказать, они не любовники и не убийцы? – с жаром проговорила она. – Не верите моему чутью на людей? Формула в блокноте для вас важнее моих слов? Нет у вас никакой формулы, а только раздутое самомнение! Еще пожалеете, что не послушали меня. Вот увидите, они убьют Петра Немировского. Эта смерть будет на вашей совести!
Из глубин сюртука Пушкина вынырнул черный блокнот и раскрылся перед Агатой.
– Формула сыска, ознакомьтесь.
Агата дала себе слово делать все наперекор тому, что он попросит. Но любопытство было сильнее. Она смотрела на лист и ничего не понимала. Какие-то точки, буквы, линии, соединяющиеся в фигуру, похожую на распластанного жука. В центре жука, куда сходились отдельные линии, пустой круг. Рядом с жуком нарисована табличка. В самый левый столбец вписаны буквы. Эти же буквы находились в верхней строчке таблицы. В квадратиках, которые получились пересечением столбцов и горизонтальных строчек, кое-где вписано «+», в некоторых «Х», еще виднелись «—». Агата точно знала, как выглядят математические формулы. То, что ей подсунули, было не формулой. Значит, ее провели, как глупую девчонку. Элементарно провели. Блокнот она толкнула к Пушкину.
– Очень интересно, господин полицейский. Только не пытайтесь меня обмануть. Этого еще никому не удавалось.
– Вы видели то, чего никто не видел, – ответил Пушкин, пряча бесценную для сыска вещь. – Даже наш начальник, господин Эфенбах, которого вы сразили в самое сердце.
Агата чуть не выпалила: «А вас я сразила?», но вовремя сдержалась.
– Для чего мне знать вашу формулу? – строго спросила она.
– В формуле пустой круг. Не заполнив его, нельзя поймать убийцу. В этом круге должна быть цель преступления.
– Но я тут чем могу помочь? Мое чутье вы отвергаете.
Приподнявшись со стула, Пушкин наклонился и в самое ушко, обдавая теплым щекочущим дыханием, задал короткий вопрос. Вопрос был такой неожиданный, что Агата растерялась. И вместо того чтобы мстительно помучить Пушкина, сразу ответила.
– Это вся задачка? – добавила она. – Зачем спрашивать, когда сами знаете.
– Нужно подтвердить женским чутьем, – в задумчивости ответил он.
Агата не могла разобрать: сказано всерьез или опять виртуозно издевается?
– Получили все, что желали? – спросила она. – Что-нибудь еще, господин Пушкин?
– Завтра около девяти вам надо прибыть в Городской участок.
– Зачем?!
– Сыскной полиции понадобится женское сердце, – ответил он.
– Женское сердце, – проговорила Агата. – Ничего иного сыскной полиции не требуется?
– Наденьте это же платье.
– Вот это черное платье? – повторила она, не веря своим ушам: мужчина диктует ей, что надевать?! Да где такое видано…
– Верно.
– Полагаете, черное мне к лицу?
– Не могу знать, что вам к лицу. Нужно черное платье. Неброское.
– Неброское и черное?
– Или черное и неброское. На выбор. Из вашего гардероба.
Поклонившись как ни в чем не бывало, Пушкин просто встал и ушел.
Агата вдруг поняла, что впервые случилось то, чего не могло случиться: мужчина бросил ее.
– Наглый, самоуверенный, надутый болван! – в сердцах проговорила она, швырнув салфетку на пол.
К столику спешил Сеня Подковкин с подносом, полным яств. Сеня рассчитывал на хорошие чаевые. Только не знал золотого правила: барышни не платят. Никогда.
Даже если их бросают.
Выбор был невелик. Адресный стол закрыт, бежать в сыскную, лезть в справочник жителей Москвы – время бесценное, время на вес золота будет упущено, утечет песком сквозь пальцы.
Пушкин так спешил, что от Никольской улицы до Варсонофьевского переулка добежал лихим рысаком. Переулок был темен и пуст. Чиновник сыска достал свисток, полагавшийся каждому полицейскому, дал двойной тревожный сигнал. Из-за угла прибежал дежуривший городовой Первой Мясницкой части. Узнав Пушкина, подмороженный постовой выразил горячее желание помочь, благо обязан знать всех обитателей своего околотка.