Она кивнула доктору, словно коллеге, и вышла вон. Пушкин последовал за ней. В приемной части участка Агата не села и не попросила воды. Выдержка, редкая для женщины. Впрочем, вчера Пушкин наблюдал нечто подобное.
– Увидели все, что хотели?
Агата была в задумчивости.
– У вас нет его фотографии? – спросила она, глядя перед собой.
– Тут не Петербург, чтобы всякий труп снимал полицейский фотограф. Вам зачем?
– Может пригодиться.
– У вдовы наверняка найдется.
– Тогда не нужно, – сказала она, отпихивая носком ботинка кем-то потерянную подметку.
– У вас отменная выдержка, госпожа Керн, – сказал Пушкин. – Узнали?
Она ответила взглядом прямым и твердым.
– Кого?
– Господина Немировского. Других трупов вам не показывали. Если желаете, у Богдасевича по полкам хранится запас. Подмороженные, но ему не жалко.
– Пушкин, перестаньте, – сказала она чуть брезгливо. – С этим не шутят.
– Забыли ответить на мой вопрос.
Агата не стала медлить с ответом.
– Я сказала: не знаю его.
– Нигде и никогда не видели?
– Не старайтесь меня поймать, Пушкин. У вас ничего не выйдет.
Из вежливости он не стал напоминать, что уже вышло. Барышень не следует тыкать в их поражения. От этого они звереют и печалятся.
– Как намерены искать убийцу? – только спросил он.
– Моя маленькая тайна. Завтра к утру преподнесу вам его голову.
– Тогда можно предаться лени, – сказал Пушкин, сильно зевнув. – Жду в Гнездниковском, адрес известен.
Она не скрывала возмущения:
– И не подумаю! Не хватало ходить в гости к сыскной полиции! Еще чего! Такого условия в нашей сделке не было.
– Где желаете?
– В ресторане. На людях незаметнее всего. Скажем, «Славянский базар», в десять утра на позднем завтраке.
Агата развернулась и пошла к выходу. Она умела обращаться с мужчинами. И вертеть ими, как вздумается. С таким характером и волей – ничего удивительного. Не говоря уже о прочем, о чем лучше умолчать… Так что могла вертеть всеми мужчинами. Кроме одного. В этом Пушкин не сомневался.
– Этот кто ж такая расписная? – спросил Богдасевич, подходя и заворачивая отвернутые манжеты сорочки.
– Баронесса фон Шталь, воровка, мошенница и напасть для богатых купцов, особенно из провинции, – сказал Пушкин. – Впрочем, и столичным не устоять.
– Оно и видно. Эдакая феерия. – Доктор ловко вдел и защелкнул запонки, он был в одном жилете. – Что ж, Алексей, дело наше докторское, а потому врать не имеем права…
– В пузырьке и теле Немировского обнаружили настойку наперстянки?
Богдасевич покорно кивнул.
– Уж не знаю, каким чудом угадали, но господин покойный употребил чрезвычайное количество дигиталиса. Тут и здоровое сердце остановится, не то что его. Все, пропал мой ужин.
Пушкин протянул ему руку.
– Благодарю, ужин за мной.
Богдасевич ответил рукопожатием крепким и сильным.
– Выходит, дело под самоубийство не подвести?
– Никак не подвести, доктор.
– Бедный наш пристав. Он так надеялся. Пойду его расстрою. Одного не пойму, для чего Немировский взял и сам… – начал доктор развивать очевидную мысль, но его резко дернули за рукав. И было от чего. В участок вошла Ольга Петровна, нерешительно и оглядываясь. Заметив знакомое лицо, направилась к нему.
– Какая удача, что застала вас, господин Пушкин, – сказала она, подходя близко. Богдасевич вежливо уступил ей место рядом с чиновником сыска.
Хоть дама хорошо следила за собой, на лице ее были заметны следы бессонной ночи и многих страданий. У женщины страдания всегда на лице. Впрочем, от вдовы исходил тонкий запах хороших духов.
– Для меня не меньшая удача оказаться в этом милом участке, – ответил Пушкин. – Что случилось?
– Странное дело: нашелся перстень Гри-Гри. То есть Григория Филипповича, – ответила она.
– Закатился под кровать?
– Никогда не угадаете, господин Пушкин, где его обнаружила.
Пушкин не был расположен решать загадки. Не всегда это приносит удовольствие. Тем более что находка могла разрушить уже отгаданные загадки. Или те, которые вот-вот будут отгаданы. Куда более важные.
– Раскройте тайну, госпожа Немировская, – сказал он. – Сразите наповал.