Пушкин развернулся и пошел из арестантской. Надзиратель двинулся за ним, не замечая, что Агата упирается. С легкостью тащил за собой, будто ничто ему не мешало. Сопротивление было бесполезно – Агата сдалась и шла куда вели. На крики сил уже не хватало.
Перед участком стояла пролетка с замерзшим извозчиком. Пушкин кивком указал Мохову, чтобы пленницу подсадили на ступеньки. Что надзиратель и проделал – так просто, будто подсаживал ребенка. Агата взлетела наверх, шлепнулась на диванчик и забилась в угол.
– Благодарю, – сухо бросил Пушкин Мохову, запрыгнул сам и аккуратно присел рядом.
Извозчик обернулся.
– Куда прикажете?
– Трогай помалу.
Пролетка вывернула с Ипатьевского переулка и двинулась вниз по Ильинке. Агата сидела затравленным зверьком.
– Куда меня везете? В тюрьму?!
Пушкин медлил с ответом, старательно глядя вперед, на конскую спину.
– Куда предпочитаете? – спросил он.
– Не хочу в тюрьму… Не имеете права… Я не убийца, чтобы меня в тюрьму, в кандалы, в цепи… Законы знаю, – торопливо говорила Агата.
– Я спросил: куда отвезти вас на завтрак?
Весь пыл, который она приготовила, чтобы сражаться за свободу до последней капли крови, вдруг оказался не нужен. Агата растерялась.
– В «Славянский базар»! – с вызовом заявила она.
– Извозчик, на Никольскую, – приказал Пушкин.
Поправив меховую шапочку, сбившуюся от переживаний, Агата засунула голые руки под мышки, в солнечный день мороз стоял крепкий, и сидела нахохлившейся птичкой. Доехали в молчании.
Агата нарочно хотела пройти в ресторан мимо портье, но Пушкин, мягко подхватив под локоть, направил ее к главному входу. В гардеробе Пушкина узнали, встретили с поклоном. Гардеробщик принял полушубок Агаты с почтением, как королевскую мантию.
На «поздний завтрак» собралось не слишком много гостей, время было не настолько позднее, официанты скучали. К ним подлетел самый расторопный и проводил к дальнему столику, который выбрала Агата. Как будто хотела спрятаться от всех. Пушкин предложил заказывать, что ее душе угодно. Агата не прикоснулась к меню, ей было все равно, главное, чтобы поскорее. И кофе, как можно быстрее кофе… Официант поклонился и обещал исполнить «сию минутку-с».
Пушкин огляделся. Ангелины, к счастью, не обнаружилось. Внимание его привлек крупный толстяк, который жадно, как голодный, ел, заглатывая пищу огромными кусками. Рядом с ним сидела миниатюрная блондинка в траурном платье с покорным видом вышколенной жены. Черты лица толстяка показались знакомыми.
– Вы мне поверили?
Он машинально коснулся сюртука там, где за поясом был револьвер.
– Нет, не поверил.
– Задобрить решили? Накормить – и в тюрьму? У вас ничего не выйдет! – угроза вышла беспомощной.
– Ваша ошибка вас оправдала, – ответил Пушкин.
В это тяжелое утро Агата с трудом понимала, что он ей говорит. Ночь, проведенная в камере в голоде и холоде, даром не прошла.
– Какая ошибка?
– Сдали перстень в ломбард. Даже если все, что рассказали о знакомстве с Немировским, чистая ложь и таинственный «АК» – это вы, перстень в ломбарде – ваше алиби.
– Почему?
– Потому что не забрали ни кошелек, полный денег, ни золотые часы, ни брильянты его жены. А пытались получить копейки за фальшивый брильянт. То есть не брильянт, а горный хрусталь.
– И что же теперь? – робко спросила она.
– Наша сделка в силе.
Агата зажмурилась и прошептала что-то одними губами.
Очень кстати официант явился с подносом холодных закусок и чашкой дымящегося кофе. Он пожелал приятного аппетита, сообщил, что явится по малейшему мановению, и исчез привидением. Агата выпила кофе почти залпом, чего дамам не следует делать, и даже запрокинула чашку, что было верхом невоспитанности. Но такие мелочи ее не смущали, а Пушкина тем более.
– Поешьте, – сказал он. – Вам понадобятся силы.
Она взглянула на нарезанное мясо, теплые салаты, рыбные закуски и поморщилась.
– Не могу. Даже подумать о еде не могу. В горло не идет.
Пушкин пожал плечами и положил на тарелку холодной буженины с хреном и груздями.
– Если вам интересно, я выполнила часть нашей сделки.
– Не знал, что сделка состоит из частей. Какую именно?
– Его брильянты не появлялись, – сказала Агата, наблюдая за тем, как он ест. – Воровской мир к их исчезновению касательства не имеет.
– Откуда сведения? – спросил Пушкин, насаживая на вилку упитанный груздь и отправляя прямиком в рот.
– С Сухаревки.
– Солидное заведение. Врать не будут.