— Шесть лет, говоришь? Даже так?
— Шесть лет.
— У него было много дел, некогда было жениться.
— Некогда жениться на невесте с сорока тысячами дукатов приданого? Полноте! У него совсем другое на уме. Может, другая невеста, откуда мне знать? Индианка-наложница, как у Херонимо. Нет уж, увольте! Для меня надо найти жениха получше.
— Я твоего мнения не спрашиваю!
— Так слышите и без спроса.
Обычно ты была красиво причёсана и роскошно одета, но в этот день волосы в беспорядке падали тебе на лоб, юбка короткая, на локтях и на туфлях дыры. А как иначе? В красивом наряде ты не могла бы работать вместе с пеонами в грязном хлеву.
Вот завтра, на почётной трибуне, тебя будет не узнать: ты всех затмишь сиянием. Я видела, как ты собиралась и упражнялась. Золотые волосы в мелких завитках, прорези на рукавах, обшитые материнскими жемчугами, шнуровка с железными наконечниками на груди, гордо поднятая голова, подпёртая огромным белоснежным воротником, какие ты любила. Сейчас это монументальное сооружение отбеливала и приводила в порядок армия твоих прачек — индианок.
Даже сидя на ступеньке, ты была на голову выше отца. Рядом с тобой он казался маленьким и безобидным.
Но это только казалось. Для всех нас он оставался грозным и взбалмошным хозяином.
— А жених мне нужен, — продолжала ты таким же легкомысленным тоном. — А то прождёте, я и состарюсь.
— Тебе семнадцать лет!
— Уже восемнадцать скоро. Петронилью в четырнадцать замуж отдали...
Я испугалась, как бы они не наговорили про меня лишнего при моём муже, и отошла в сторону.
Но не слышать вас было нельзя: вы кричали всё громче.
— Что ж ты так возмущалась, когда её выдавали? — возразил тебе отец.
— Потому что Петронилье замуж идти не хотелось. И отдали вы её за старого хрыча, который бьёт её. А я... Я за такого не пойду, мне нужен лучше муж.
— Да аделантадо даже знатнее родом, чем твоя мать! И королём был принят.
— Зато, говорят, он совсем разорился и так обнищал, что ни один гранд не хочет отдавать за него дочерей.
Этот довод попал в цель. Отец взорвался:
— Кто это так говорит?
Ты осторожно уклонилась от ответа, не желая никого выдавать:
— Кто бы ни говорил, всё равно аделантадо так и не пришёл ко мне свататься.
— Ладно, дочка, это поправить недолго.
Аделантадо Менданья жил неподалёку от нас. Отец соскочил с возвышения и пошёл по аллее. Вскоре он вышел на улицу. Если ты нарочно это устроила, чтобы добиться встречи с «женихом», то своего добилась.
Я кое-что знала, чего не знал отец. Ты уже подстраивала для себя встречу с доном Альваро. И даже не одну.
В этом не было ничего удивительного. Всё Перу знало дона Менданью. Вот и ты его заметила.
Тайком выбегая в город, ты надевала «тападу», как делали все женщины Лимы, желавшие сохранить инкогнито. На голове широкая андалузская шаль — ты опускала её на лицо; нижняя часть лица закрыта куском материи, один глаз прикрыт шалью, другой оставлен. Тебя не видят, а ты всё видишь. Это ты тоже прекрасно умела.
Я никогда не знала толком, куда ты убегаешь в таком наряде. Должно быть, за лентами, кружевами и безделушками, которые торговки на дом не носили. Но в восьмидесятые годы ты выходила уже не в деревню, а в самый большой торговый город Нового Света! В нашей столице жило больше одиннадцати тысяч человек; улицы его были не менее многолюдны, чем улицы Неаполя и Милана. Город — шахматная доска, которую Писарро за десять лет собрал по кусочкам. Улицы: Серебряная, Мясницкая, Сапожная — пересекались под прямыми углами; их низкие, обшарпанные домишки всё-таки уже не напоминали времянки. Даже таверны, в которых бандиты собирались делить добычу, даже «чичерии», где метисы — работники у отца — упивались кукурузной водкой, даже заведения ещё худшего пошиба были аккуратно побелены и снаружи казались солидными.
На плацу в тени башен нашего собора, которые непрерывно надстраивались, кишел самый пёстрый народ. Помнишь? Под деревянными балконами и нависающими галереями дворца люди выставляли напоказ всякие диковины. Это было ещё до землетрясения... Авантюристы в доспехах, вербовщики, музыканты, подёнщики... Даже уроженцы высоких нагорий с грустными глазами толпились возле колодца, наполненного водой. Они тоже любили это место. Здесь они предлагали на продажу изделия своих деревень: холщовые вьюки для ослов да мотки пряжи, украденные у хозяев из ткацких мастерских.
С какой тоской я вспоминаю времена нашей молодости! Там, у колодца, индианки с крючковатыми носами предсказывали грядущее по ракушкам; там торговались кто о золоте, кто о курах, выменивали кто свиней, кто побрякушки, меняли серебряные блюда на всякие безделицы. В это царство мелкой торговли стекались женщины в тападах: аристократки под вуалями, простолюдинки в масках. Приходили за удачными покупками... или просто за удачей. Как ты.