Те Deum разносился над водами, как будто глухое грохотанье грома перед бурей. И доносился до острова.
Никак не заснуть!
Исабель с Менданьей стояли рядом, облокотившись на перила кормового балкона, и приходили в себя. Позади через открытое окно они могли слышать оживлённый разговор Лоренсо с другими молодыми людьми. Но это возбуждение им не передавалось.
Они оба всматривались в темноту, стараясь разглядеть там землю. Исабель нарушила молчание первой:
— Откуда ты знаешь, что это остров?
— Потому что я его узнал.
Она не унималась:
— А почему эта земля не может быть Неведомой Австралией? Пятым континентом?
Он прижал её к себе.
— Вечно ты забегаешь вперёд, грезишь величием... Мы теперь на траверсе первого из Соломоновых островов. Это уже немало.
— А завтра волей Его Величества донья Исабель Баррето де Менданья станет маркизой Южного моря? — сказала она как бы в шутку.
Он молча кивнул. Она вернулась к более практическим темам:
— Я велела вынести на палубу, как ты велел, сундук с подарками. Там куча погремушек и шляп... — И совсем серьёзно продолжила: — А что будет завтра?
— Если те вожди, с которыми я подружился двадцать восемь лет назад, ещё живы, всё будет хорошо.
— А если нет?
— Я сделаю так, чтобы со мной подружились их сыновья. Хоть ты не слышала с этих берегов ни звука, не видела ни души, хоть эта земля кажется недвижной и пустой, на ней живёт столько индейцев, что ты и представить себе не можешь.
— Людоедов? Помнишь, ты мне рассказывал? Тех, что раскалывают черепа врагов, чтобы съесть их мозги, а тебе принесли в подарок отрубленную детскую руку?
Альваро знал, о каком пире, каком избиении людей она говорит. Сам он сохранил об этом жуткое воспоминание, как и все, кто был с ним в первом плавании и согласился теперь вернуться. Он ответил осторожно:
— Вряд ли. Это было на острове Гуадалканал, а не Санта-Исабель.
— Но ты не уверен...
— Я ни в чём не уверен, Исабель. Только в том, что теперь я умею говорить на туземном языке. Индейцы, взятые мной в плен на Соломоновых островах, научили меня всему, что нужно знать. На сей раз мы сможем их понимать.
— А если дикари не захотят дружить с тобой? Ты говоришь, их много!
— Когда они увидят, как мы сильны, великодушны и миролюбивы, — захотят.
— Миролюбивы? Ты не слышал, как сейчас разговаривали Мерино-Манрике и его солдаты! Как он подстрекал их высадиться нынче же...
— Никуда Манрике не денется. И все остальные тоже. Да, миролюбивы. Это королевский наказ: хорошо обращаться с туземцами, чтобы сделать их добрыми и верными слугами Христа и Испании.
— Услышь тебя, Господи!
— Он услышал меня Исабель. Господь дал мне возвратиться на Соломоновы острова. И благоволил вернуть сюда вместе с тобой...
Он вдруг замолчал.
Молодёжь за спиной могла их услышать и увидеть.
Страстно и скромно он взял во мраке жену за руку и не отпускал.
Договорил он шёпотом, голосом, срывающимся от порыва, который он пытался как-то сдержать:
— ...Десять лет ты непрестанно меня изумляла. Благодаря твоей энергии стала возможна эта экспедиция. И в эти недели — как ты любознательна, как полюбила море! Бог дал мне даже это: вернуться сюда вместе с тобой и благодаря тебе! Не будь твоей отваги и веры... Тебе, душа моя, обязан я возвращением на Санта-Исабель, тебе обязан нашей победой...
Её охватило волнение, но она стряхнула его.
— Послушаешь тебя, Альваро, — сказала она насмешливо, — и, право, не знаешь, кто из нас больше увлекается и грезит о величии!
Его слова признательности тронули её до глубины души.
Менданья не часто произносил такие речи. Как он только что сказал, обращаясь к экипажу, аделантадо всегда был немногословен. Долгих разглагольствований не любил. И хотя рассказывать он умел, как никто, но не расписывал свои странствия в красках. Ещё меньше распространялся о своих заслугах. И даже о чувствах. Никогда у него не бывало и намерений льстить. «Полная, — думала она, — полная противоположность Киросу».
Никакого фанфаронства не было у Альваро, никакого тщеславия, и это её волновало до глубины души. Всегда одно и то же! Как в первый день в её девичьей комнатке...
Или так проявлялась его честность? Смелое признание своих слабостей?
Скромность? Нет. Альваро не был скромным!
Она знала: наоборот, он очень гордый человек. Гордый до глубины души и не менее того упрямый.
Чтобы не сглазить, она вернула его к действительности:
— Мы ещё не победили... Кто знает, что готовит нам Провидение?