Она посмотрела вниз, на лед. В некоторых местах изломанные глыбы наползли друг на друга, образуя горы с плоскими вершинами. Копоть и прочий мусор оскверняли белый цвет. В центре, где течение было максимально сильным, лед, казалось, был очень тонким. Под ним просвечивала темная вода.
Королева украдкой бросила взгляд на своего спутника. Олловейн, наверное, до конца своих дней чувствовал бы себя виноватым перед Линдвин. Неужели он действительно любил ее? Или только эта вина связывала его и эльфийку? Эмерелль никогда больше не узнать этого.
Королева не знала, что именно случилось с ее мастером меча после битвы у Мордштейна, но личность Олловейна стерлась полностью. Вероятно, он стал жертвой подлого колдовства, когда был пленником лутинов. Эльф напоминал кусок пергамента, отскобленного острым клинком. История его длившейся много столетий жизни была полностью удалена из памяти. Остался только чистый лист.
И Фальрах захватил власть над телом Олловейна. Он был предыдущей инкарнацией души мастера меча, пожалуй, самым известным полководцем среди эльфов. Гениальный тактик, любимец женщин, истинный обманщик. Ее первая любовь.
Фальрах отдал жизнь в Драконьей войне, чтобы спасти ее.
Много веков плакала она о нем. Находила каждую инкарнацию его души. Долгое время думала, что ее горе и боль вечны.
Надежно скрытые под маской холодной правительницы, они всегда были рядом, но со временем превратились в суетное упрямство.
Время, шлифующее гранитные скалы и обращающее их в равнины… Время — властелин всего. Даже ее любовь и себялюбивая боль подчинились ему. Она не забыла Фальраха, но, сама того не желая, влюбилась в Олловейна — мастера меча, самоотверженного рыцаря, никогда не поступавшегося своими идеалами, не признававшего компромисов, которых требовала сложная политика ее правления. Во время последней встречи они сильно поссорились. Он поставил ее в безвыходное положение. Она послала его в библиотеку Искендрии, чтобы отыскать утраченное знание. Его сопровождала лутинка Ганда. Именно эта лутинка и украла книгу, некогда созданную Мелиандром. Умным, нежным Мелиандром. Еще одна жертва времени, с грустью подумала Эмерелль. Ее брат был намного чувствительнее ее. Он сам лишил себя жизни, чтобы покончить со своей мировой скорбью. Меланхолия потушила его жизнь, длившуюся много веков.
Каждому входившему в библиотеку говорили о том, что самое тяжкое преступление — это похищение книги или уничтожение текста. Преступление, всегда каравшееся смертной казнью… Эмерелль была совершенно уверена в том, что Олловейн не крал книгу Мелиандра. Это наверняка сделала Ганда. Но мастер меча взял вину на себя и настоял на том, что Ганда невиновна.
Чего стоит королева, ставящая себя выше законов? Чего стоят законы, если они не равны для всех?
Она не смогла окончить честную жизнь казнью во дворе своего замка. Она злилась на Олловейна, который, очевидно, считал, что его ранг и ее любовь уберегут от наказания. Она послала его на битву с троллями и приказала живым не возвращаться. И он повиновался, как всегда. Наверное, ей никогда не узнать, что именно произошло. Олловейна больше не было. Посланник, который должен был отменить ее приказ, даже не добрался до Танцующего Клинка. «Никто уже не доберется до него», — с горечью подумала она.
— Нандалее.
Сердце сделало два удара, прежде чем Эмерелль осознала, что зовут ее.
— Думаю, они пришли из-за нас, — негромко произнес Фальрах.
Королева проследила за его взглядом. По улице прямо к ним шагали три тролля и целая толпа кобольдов в красных шапках. Их предводитель, парень в высоких сапогах, указал на них саблей размером едва ли больше столового ножа.
— Схватить врагов народа.
Тролли повиновались приказу, однако плохо вооруженные кобольды колебались.
— Настало время послушаться совета Макариоса. — Фальрах придержал лошадь.
— Я остаюсь, — решительно произнесла Эмерелль. Ей хотелось знать, что произойдет. За этим она сюда и пришла. — Мы не сделали ничего дурного.
— Иногда этого недостаточно. Идем!
Королева потрепала по шее своего серого жеребца. Конь беспокойно переступал неподкованными копытами. Тролли пугали его. До серокожих оставалось всего несколько шагов.
Фальрах выхватил у Эмерелль поводья.
— Не будь такой чертовски упрямой.
Позади них улицу перегородила телега с сеном. Путь к бегству был отрезан. Фальрах услышал скрип обитых железом колес по мостовой. Он обернулся и выругался. Будь у них эльфийские лошади, они могли бы прыгнуть на лед притока.
Но лохматые и приземистые степные кони кентавров проломят холодную корку притока и самым жалким образом утонут. Выхода не было.
Тролль схватил гриву жеребца Эмерелль. Серый пронзительно заржал. Бедное животное попыталось встать на дыбы, но не могло ничего поделать с железной хваткой тролльского воина. Несмотря на то что Эмерелль сидела в седле, тролль был выше нее больше чем на голову. Серокожий великан недоверчиво пялился на эльфийку.
— Только коснись меча, и я тебя убью, — выдавил он, будучи, очевидно, совершенно уверен в том, что незнакомка его понимает.
Жеребец лягнул. Копыто угодило троллю в колено. Тот хрюкнул и ударил серого локтем по голове. Внезапно нанесенный удар свалил жеребца на землю. Эмерелль выпрыгнула из седла и уверенно приземлилась на ноги. Она едва не схватилась за меч, просто по привычке. Хотя она давно уже не вступала в битвы, уроки фехтования брала регулярно.
Ее жеребец тяжело грянулся о мостовую. Изо рта потекла кровавая пена. Эмерелль заставила себя сохранять спокойствие.
— Вы оба арестованы! — послышался пронзительный вопль.
За спиной тролля стоял кобольд в высоких сапогах. Он ткнул саблей эльфийке в грудь. Только теперь Эмерелль заметила, что у предводителя нет правой руки.
— Почему ты хочешь нас арестовать?
— Потому что ты напала на одного из троллей-стражей.
— Мне кажется, что это был мой конь, — произнесла она на языке троллей. — Бросишь в темницу его?
Крупный воин усмехнулся, покрытое шрамами лицо перекосилось.
— Смеешься надо мной? Над Далмагом Контрабандистом, фогтом Фейланвика и хранителем справедливости? — возмутился кобольд. Теперь он стоял прямо напротив эльфийки.
Ростом он не достигал и колен Эмерелль. — Ты всадница и отвечаешь за своего коня. Ты еще пожалеешь о своих насмешливых речах, эльфийка. — Кобольд указал на Фальраха. — И парня забирайте. Он тоже обвиняется.
— Что же он сделал? Оскорбил тебя взглядом?
Кобольд вложил саблю в ножны. Уперев единственную руку в бок, он, очевидно, пытался выглядеть внушительно.
— На нем лежит львиная доля вины за нападение на тролля.
Я предполагаю, что князь приговорит его к смерти.
На миг у Эмерелль пропал дар речи.
— Ты не имеешь права, — выдавила она наконец.
— Теперь ты еще и наши законы оскорбляешь. Продолжай в том же духе, и головы тебе не сносить.
— Он ведь вообще ничего не делал.
— Вот именно, — сказал кобольд, удовлетворенно кивнув. — В этом и заключается его часть преступления. Так же, как ты должна была следить за своей лошадью, так же и муж твой должен был следить за тобой, женщина. Он должен был знать, какая ты плохая наездница. Он должен был запретить тебе приезжать в Фейланвик верхом. Представь, что было бы, если бы лошадь понесла и затоптала нескольких игравших на улице детей.
— Я не жена ему!
— О! — Далмаг закатил глаза. — Так вы предаетесь распутству, не произнеся клятвы верности. — Он крякнул. — Эльфы!
Совершенно безнравственны! Конечно, это ничего не меняет.
И он обязан следить за тобой.
Эмерелль с трудом удалось сохранить серьезность. И этот кобольд воплощает в себе справедливость Фейланвика? Быть того не может! Здесь должен быть тролльский князь.
— И как мы разрешим наш спор? Я предстану перед судом?
— Конечно! Здесь многое изменилось с тех пор, как бежал Шандраль. — Далмаг поднял обрубок руки. — Он утверждал, что мой брат обокрал его. За это каждый в моем роду лишился правой руки. Даже новорожденные! Он выставил наши руки в своем доме. Вместе со многими другими. Оглянись в городе по сторонам и удивись тому, сколь многие из подобных мне с одной рукой! Никто из них не представал перед судом. Так что тебе гораздо лучше, чем нам, эльфийка.