— Итак, тебе противен твой король, — трезво произнес Кабецан.
Он поставил кубок на маленький столик рядом с постелью.
Элодия промолчала. А что она могла сказать? Очевидно, что это правда. Кубок вина тоже был испытанием.
— Мне рассказывали, что ты продавала себя ради брата.
Это правда?
От стыда у нее зарделись щеки. Она не могла вымолвить ни слова. Наконец кивнула.
Его рука поползла к ее коленям.
— Если я пообещаю, что с твоим братом все будет в порядке, ты поцелуешь эту руку? Не кольцо. Руку!
Она поглядела на гноящуюся открытую рану на тыльной стороне руки.
— Ну?
— Я сделаю это!
Кабецан поднял кисть.
— Слова ничего не стоят, девочка. Сделай это! Немедленно!
Она глубоко вздохнула. Затем задержала дыхание. Взяла руку короля и поднесла к губам. Он плотно прижал ладонь к ее рту. Девушка почувствовала на губах липкие выделения.
Наконец он отнял руку. Ничего не спрашивая, подхватил кубок и сделал глоток вина. Посмотрел на Элодию, и улыбка заиграла на его тонких губах, в уголках которых появились глубокие морщины.
— Большинство не сумели бы сделать этого. Ты можешь мне пригодиться. Но чтобы ты как следует поняла зачем, придется сделать небольшое отступление… Я уже говорил, сколь дорогостояща моя любовь к прошлому. Хоть я и король, срать золотом все равно не могу. Мои средства ограничены. Ты даже представить не можешь, сколь дорого содержать королевский флот. Воины и рыцари хотят золота. За оружие и доспехи нужно платить. Они поглощают невероятные суммы. А мой священнослужитель некоторое время назад читал мне проповедь, в которой речь идет о том, что Тьюред хочет, дабы на земле царил мир, и что нужно заниматься любовью, а не войной. Эти слова долго не шли у меня из головы. Почти все страны вокруг Фаргона беднее нас. Они с завистью смотрят на наши города. Есть варвары из лесов Друсны и пираты из далекой Фьордландии, которые сейчас якобы посадили на трон королеву-воина. Еще опаснее Ангнос, где не забыли последнее поражение от войск Фаргона и до сих пор мечтают о мести. Потом еще пираты с Эгильских островов… Я мог бы продолжать бесконечно. Врагов, к сожалению, всегда в достатке. Слова священнослужителя укрепили меня в том, что нужно искать иной путь. По зрелому размышлению я пришел к выводу, что одна правильная женщина в правильной постели может легко заменить тысячу воинов. Впрочем, это должны быть особенные женщины. Эти женщины должны быть умны. Они должны уметь читать и писать. Должны быть бесконечно преданы мне. Должны быть готовы делать такие вещи, которые не сделает даже самая последняя уличная шлюха, и так хорошо, чтобы они стали вроде наркотика. Мужчины, которые будут пользоваться особой милостью делить с этими женщинами ложе и, быть может, жить с ними всю жизнь, должны быть полностью в их власти. Можешь ли ты стать такой женщиной для меня? Шлюхой своего короля, которая никогда не делила со мной ложе. И которая обманет каждого мужчину, с которым будет спать, потому что будет думать только об интересах Фаргона.
Элодия могла представить себе, что с ней будет, если она скажет «нет». Она уже знала, что все бани королевства посещали королевские чиновники. Золото за половые сношения, которые там происходили, текло в казну короля. Она была совершенно уверена, что ее отведут в один из этих домов, если она не согласится служить Кабецану. Чего она не знала, так это какая судьба ждет ее младшего брата.
— Какова будет плата, если я стану шлюхой ради королевства?
Кабецан негромко рассмеялся.
— Насколько я вижу, у тебя правильный подход к работе.
Моя цена — твой брат. Он получит образование у меня при дворе. Выясним, к чему он больше всего склонен. Должен ли стать воином или писарем в моем скриптории. Или, быть может, ученым, которые ищут для меня реликвии прошлого.
Когда он достигнет нужного возраста, я подыщу ему девушку из хорошего дома. Если он окажется способным, то в моем королевстве он далеко пойдет. Слово короля.
Это было больше, чем осмеливалась надеяться Элодия.
— Это великодушно. Что я должна делать?
Король убрал руку с ее бедра.
— Завтра придет кое-кто и заберет тебя. Тебя будут готовить к новому будущему. Дадут новое имя. И ты больше никогда не встретишь ни своего брата, ни других своих знакомых. Было бы нехорошо, если бы твой брат узнал, кем ты станешь.
— Да, — тихо сказала она.
— Ты можешь писать ему. Скажи, что уходишь в рефугиум священнослужителей Тьюреда. Напиши, что это твоя плата за его будущее.
— Но я ведь могу с ним попрощаться?
— Балдуин исполнит любое желание маленькой шлюшки.
Но завтра на восходе солнца начнется твоя служба на благо королевства. С того момента ты целиком принадлежишь мне.
Это последняя ночь цветочницы Элодии. Очень скоро никто из тех, кто когда-то встречался с тобой прежде, не узнает тебя.
Ты станешь моим самым острым мечом. И если будешь служить хорошо, то твой брат достигнет больших высот. А теперь иди! Тебе наверняка нужно многое обсудить с братом.
Детская шалость
Никодемус задержал дыхание и помочился на грязную полоску ткани. У его мочи был темный, почти коричневый цвет.
Лутин был уверен, что яд земли уже проник в его тело! Никогда он не видел ничего, подобного серной пустыне! Земля, полная яда. На земле и в воздухе.
Кончиками пальцев он поднял кусочек материи. В легких начинало печь. С отвращением обмотал материей нос и мордочку. Все поступили так же. Все, кроме Эмерелль!
Вонь была жуткой. Никодемус с трудом боролся с подступающей к горлу тошнотой. Дышал сквозь стиснутые зубы. Каждый вдох сопровождался шипящим звуком. Отвратительно!
Лутин поспешил к остальным. Путники брели вдоль высохшего ручья. Берега покрывала желтая серная корочка. Невдалеке над землей тянулся белый дымок.
За краем лощины виднелась равнина, покрытая безводными руслами и огромными пятнами бурлящей грязи. Цвета песка были странными: зеленоватый, ржаво-красный, светложелтый, вплоть до белого. Мелкая пыль, разъедавшая глаза, словно соль, образовывала завихрения в жгучем воздухе.
Утром они проходили мимо озера, которое кобольды называют Драконьим Оком. Оно выглядело так странно, что никому даже в голову не пришло подойти к берегу. Озеро напоминало огромный, налитый кровью глаз, почти идеально круглый. В центре вода была темно-синего, близкого к черному цвета. Вокруг этого темного пятна блестело более светлое лазурное кольцо. А прямо у берега вода была кроваво-красной. Эмерелль сказала, что такой цвет получается благодаря крохотным существам, которые живут в воде. Но Никодемус не захотел в это верить.
Два дня назад на горизонте перед ними показался большой массив столовых гор. Они возвышались на горизонте подобно крепостным стенам города великанов. Поначалу горы вдалеке казались синими, а теперь — красноватыми. Но несмотря на то что путники подошли к ним миль на тридцать, они все еще были недостижимы. К этим горам Эмерелль и хотела отвести серокожих. Говорили, будто среди гор есть оазис. Никодемус сомневался, оглядывая раскинувшуюся вокруг отравленную землю.
Пустыню прорезали хребты скальных нагромождений.
Нагнав серокожих, Никодемус поднялся к краю прибрежных кустарников, чтобы посмотреть, насколько группа приблизилась к отрогам. Эти холмы были единственным ориентиром, не считая далеких гор. Воздух плясал стеклянными полосами над пустынным грунтом. Сказать, далека ли их цель, невозможно.
Иногда Никодемусу казалось, что он различает темные пятна на скалах. Есть ли там пещеры? Близился полдень. Лутин мечтал о том, чтобы переждать жару в пещере. Нужно идти по ночам! Но по какой-то причине этого не желали ни серокожие, ни Эмерелль. Ночью вокруг огромного лагеря на возвышениях расставляли посты. Однажды Никодемус ходил к часовым. Это не были обычные стражники. Они пребывали на грани сна и бодрствования. У некоторых из уголков глаз текла вязкая слюна со странным запахом. На телах был нанесен узор, напоминавший причудливо растянутые паучьи сети. Совершенно очевидно, эти украшенные бусами из раковин мужчины и женщины плели какие-то заклинания. Странные часовые сидели по ночам вокруг лагеря, но Никодемус постоянно, чаще всего в темное время, испытывал чувство, что за ними кто-то наблюдает (и при этом ничего необычного не происходило).