– Мне придется уступить, – сказала она смущенно. – Завтра позвоню тебе. – Дани проскользнула на заднее сиденье и захлопнула дверь. – Поехали. Этот грузовик сомнет тебя за полсекунды, если мы сейчас же не отъедем.
– Не удивлюсь, – буркнул Энтони, осторожно отъезжая от обочины и пристраиваясь в общий поток машин. – Только дураки могут садиться за руль в Нью-Йорке во время такого снегопада.
– Теперь понятно, почему ты раскатываешь в такую погоду, – язвительно буркнула Дани. – Только имей в виду, что я не убегала из дому, как непослушный ребенок. Я собиралась завтра вернуться в Брайарклифф.
– Речь идет не о завтрашнем дне. – Он пронзил ее взглядом, который был холоднее, чем снег, валивший за окнами. – Я не хочу, чтобы ты проводила эту ночь в постели Ковальта.
– Я буду проводить свои ночи так, как сама пожелаю, – сказала Дани со всей твердостью в голосе, на которую была способна. – Энтони, я ни в чем не обязана отчитываться перед тобой, кроме моей профессиональной жизни. Мне казалось, что я объяснила тебе это вполне четко.
– Очевидно, я не очень ясно выразился, – сказал Энтони. – Сейчас исправлюсь. Надеюсь, ты гораздо лучше поймешь ситуацию еще до того, как пройдет эта ночь.
– Мы возвращаемся в Брайарклифф?
– Не в такую пургу. Я не мазохист, хотя час назад сомневался в этом. Мы переночуем в моей квартире в Нью-Йорке.
– Я предпочту гостиницу, – сказала Дани, не отрывая взгляда от работающих «дворников» за передним стеклом. – Довези меня до ближайшей, и я вернусь в Брайарклифф завтра после полудня.
– Помолчи, Дани, – приказал Энтони с едва сдерживаемым гневом в голосе. – У меня мерзопакостное настроение с той минуты, как Пит вернулся домой и рассказал, что высадил тебя у двери Ковальта, как слишком нетерпеливую «девочку по вызову». Я не хочу, чтобы ты довела меня до точки. Только не сегодня.
– Энтони, ты опять ведешь себя как самый безумный диктатор. Тебе не приходило в голову, почему я вообще решила уехать?
– Приходило, – сказал он мрачно. – Я также допускал, что, возможно, спугну тебя прямо в постели Ковальта. – Энтони резко повернул и остановил машину у въезда в подземный гараж под современным зданием из мерцающего дымчатого стекла и бетона. – Я был немного на взводе, иначе никогда бы не позволил тебе уехать из дому. – Он открыл ключом ворота гаража, поставил машину на место и выключил зажигание.
– Будь уверена, я никогда больше не поведу себя так по-идиотски после всего, что пережил сегодня вечером. – Энтони повернулся к Дани с невеселой улыбкой. – Одного раза достаточно, я не разрешу тебе делать этого снова. Ни на час, ни тем более на ночь.
Обида Дани исчезла. Ей казалось, что она поняла Энтони, и хотелось сказать ему что-нибудь успокаивающее, но он уже открыл дверцу и вылез из машины.
– Пойдем, ты сможешь дать волю всему своему негодованию и вылить его на меня, когда мы поднимемся в квартиру.
Она так и сделает, внезапно разозлившись, решила Дани. Энтони открыл дверь лифта.
Квартира Энтони настолько отличалась по интерьеру от дома в Брайарклиффе, что Дани в удивлении замерла на пороге. Современный дизайн в жестком мужском вкусе, строго геометрические линии пространства и мебели. Серо-голубые стены и светлый ковер контрастировали с темно-синей обивкой дивана, кресел и стульев. Даже камин с желтыми изразцами в гостиной выглядел вполне современным. Дрова загорелись, когда Энтони нажал пальцем на кнопку подачи газа.
– Как интересно, – сказала Дани, снимая пальто и бросая его на ближайшее кресло. – Здесь все совсем не похоже на Брайарклифф.
Энтони снял куртку и удивленно посмотрел на нее.
– А почему должно быть похоже? Брайарклифф – это твой дом, а не мой. Старые стены, антиквариат, богатство, уют, удобство и тепло. Это все не для меня.
Он был прав, слово «уютный» совсем к нему не подходило.
– Может быть, ты и не думаешь о богатстве, о деньгах, но газеты постоянно твердят, что ты меня финансируешь, – мрачно заметила Дани.
– У твоих родителей было много денег. Но они решили, что роскошные яхты и вечеринки по двадцать тысяч долларов за каждую были придуманы исключительно для их удовольствия. – Он взял свою куртку и ее пальто в охапку и вышел, чтобы повесить их на вешалку в прихожей. – А им надо было позаботиться о том, чтобы обеспечить тебя, в случае если с ними что-то случится.
– Не все в жизни подвластно нашим планам, – вызывающе ответила Дани. – Они были счастливы. И, если мне не изменяет память, ты ведь тоже был частым гостем на их вечеринках. Я видела тебя у нас дома довольно часто.
– Конечно, ты же всегда подсматривала. – На его губах появилась необычная для него нежная улыбка. – Чаще всего украдкой выглядывая из-за березы около пруда. Я все время беспокоился, что ты замерзнешь, но ты, наверное, была предусмотрительной девочкой и одевалась потеплее.
– Да, я никогда не мерзла, – сказала она, думая о другом. – Значит, ты знал, что я подсматривала? Вот уж не думала, что кто-нибудь обращал на меня внимание.
– Возможно, я бы и не заметил тебя, если бы так чертовски не скучал и не искал, чем бы развлечься. – Энтони взял ее за руку и повел в гостиную. Энтони усадил Дани на диван, стоявший около камина. – Помню, я только что выиграл тогда Олимпиаду и считался восходящей звездой «Шоу на льду». Конечно, мне хотелось вкусить все удовольствия, которые приносит известность. – Он опустился на диван рядом с Дани. – Но все это быстро мне надоело. Я не принадлежу к людям, для которых удовольствия являются смыслом жизни. Поэтому так и получилось, что только я увидел твои огненно-рыжие волосы, торчащие за дурацкой пальмой в горшке. Как-то раз я не обнаружил тебя на обычном месте, так представь себе, весь вечер мне было не по себе. Я даже начал беспокоиться. Я не мог спросить Нэн или Джеффри, ясно было, что они не догадываются, что их дочь за ними шпионит. В конце концов я спросил кого-то из слуг и узнал, что ты серьезно заболела. – Его губы сжались. – Но это ни на йоту не изменило планы твоих родителей. Они даже не попросили гостей вести себя потише.
Дани схватила диванную подушку и зарылась в нее лицом.
– Ты говоришь так, словно ты терпеть не мог моих родителей, – прошептала она сокрушенно, не желая верить его словам.
– Честно говоря, ты права. Они мне не нравились, – сказал Энтони резко, откидываясь на спинку дивана. – Они были самовлюбленными, беззаботными и недалекими людьми. Еще больше я не любил толпу недоумков, которой они себя окружали. Но для того, чтобы понять это и разобраться в себе самом, мне понадобилось время.
– И частью которой ты был, – зло бросила Дани. – Зачем же ты приходил на эти вечеринки, если так относился к хозяевам?
– Я немного растерялся в то время. – Его глаза были задумчивы, он пристально смотрел на огонь в камине. – Мне было всего двадцать, и после долгих лет изнурительной работы к борьбы я внезапно получил все, о чем можно было мечтать. Деньги, слава, женщины – все, что я хотел, падало к моим ногам. – Его губы искривились в горькой улыбке. – И я обнаружил, что на самом деле мне все это не нужно. Жизнь не наполнилась смыслом.
В глазах Дани появилась тревога.
– Меня ожидает то же самое? – спросила она, нервно обхватив себя за плечи. – Все мои переживания, годы труда пойдут прахом?
– Нет. – Стремительность его ответа успокоила Дани. – Мы с тобой отличаемся как день и ночь. Ты любишь фигурное катание. Это часть тебя и всегда будет твоей частью. Оно придает> тебе силы, наполняет и вдохновляет тебя, помогает жить. – Он твердо встретил ее взгляд. – У меня все было совсем по-другому. Я использовал коньки, чтобы выбраться из бедности. Все свое детство я боролся с нищетой, не позволяя себе никаких слабостей, игр и веселья. Только выходя на лед, я показывал свои чувства и переживания и делал это потому, что знал, что без эмоций фигурное катание потеряет глубину и яркость. – Энтони пожал плечами. – Потом, после того, как я получил все награды, ради которых жил и работал, я обнаружил, что мне стало трудно обнажать свои чувства для удовольствия зрителей. – Он сделал паузу. – Я не очень великодушный человек, а, Дани? Я гораздо больше беру, чем даю.
– Зачем ты мне все это говоришь? – удивленно спросила Дани. Никогда раньше она не слышала, чтобы Энтони рассказывал о себе подобные вещи.