С родителями дети тоже виделись только в дни, установленные регламентом. Королева Маргарита жила в условиях не менее жёстких, чем её дочери.
– Лучше быть простой монахиней в Австрии, чем испанской королевой! – жаловалась она австрийскому посланнику.
Выданная замуж в пятнадцать лет, Маргарита Австрийская почти каждый год дарила королю очередного отпрыска и умерла в двадцать семь после рождения восьмого ребёнка. Теперь Анна, как самая старшая среди детей Филиппа IV, должна была подавать пример своим сёстрам и братьям, что воспитало в ней чувство долга и ответственности. Среди инфант династии Габсбургов лишь она и её младшая сестра Мария отличались трудолюбием, что не слишком приветствовалось в семье. Они могли часами заниматься рукоделием, наводить порядок в личных вещах, обустраивать места для игр.
Инфанте не было и десяти, когда её просватали за австрийского эрцгерцога Фердинанда, который приходился ей кузеном. Но родителей жениха и невесты это не смущало: Габсбурги привыкли заключать браки «между своими», не интересуясь, к каким последствиям это может привести. Однако в 1610 году в соседней Франции фанатик Равальяк убил Генриха IV, и регентшей при несовершеннолетнем короле Людовике ХIII стала его мать Мария Медичи, истовая католичка, жаждавшая дружбы с «первой христианской державой мира». Поддержка Испании ей была нужна против мятежных принцев крови, желавших отобрать у неё власть, и гугенотов (французских протестантов). В свой черёд, герцог Лерма, премьер-министр Филиппа III, любезно принял её предложение о заключении союза (тем более, что Людовик ХIII и Анна Австрийская приходились друг другу троюродным братом и сестрой, так как их матери были кузинами). Уже тогда, отличаясь хитростью и дальновидностью, юная инфанта настояла на том, чтобы Испания уступила Франции несколько арпанов (десятин) каменистой земли в труднодоступных горных районах.
В детстве Людовика ХIII тоже было мало развлечений и радости, хотя французский двор совсем не походил на испанский. Здесь часто слышались смех и сальные шутки, а покойный король Генрих IV почти открыто изменял своей супруге и воспитывал своих бастардов с собственными детьми. Впрочем, своего наследника он любил, но мог приказать высечь его за непослушание и дважды сделал это собственноручно.
– …один раз, – утверждает мемуарист Таллеман де Рео в своих «Занимательных историях», – когда тот возымел отвращение к некоему придворному, да такое, что в угоду ему пришлось выстрелить в этого дворянина из незаряженного пистолета для виду, словно его убивают; в другой раз за то, что дофин размозжил головку воробью…
Узнав об этом, Мария Медичи рассердилась, не потому, что любила сына, а потому, что «придиралась к нему (мужу) по любому поводу».
На что король сказал ей:
– Сударыня, молите Бога, чтобы я ещё пожил, если меня не станет, он будет дурно обращаться с Вами.
Несмотря ни на что, мальчик обожал отца и, узнав о том, что Генриха IV заколол Франсуа Равальяк, воскликнул сквозь слёзы:
– Если бы я был там со своей шпагой, я бы убил его!
Мария же всё твердила:
– Король мёртв! Король мёртв!
Однако канцлер Брюлар де Силлери возразил:
– Во Франции короли не умирают! Вот живой король, мадам! – и указал на девятилетнего Людовика.
Тем не менее, никому не нужный, мальчик после смерти отца тихо жил на задворках Лувра. Мать навещала его только затем, чтобы надавать пощёчин или, опять же, отхлестать розгами за какую-либо провинность.
– Королей надо воспитывать в строгости. Более того, их следует наказывать гораздо более сурово, чем простых людей, – любила повторять она.
В отличие от флорентийки, первая супруга Генриха IV, Маргарита Валуа (с которой он развёлся) жалела Людовика.
– Единственным человеком, любившим этого покинутого всеми ребёнка, – читаем в книге французского писателя Ги Бретона «Женщины и короли», – была добрая Марго. Она приходила к нему в комнату с подарками, рассказывала ему интересные истории…
Немудрено, что Людовик вырос замкнутым, переменчивым, одержимым множеством комплексов заикой. Мария Медичи была заинтересована в том, чтобы её сын как можно позже мог стать реальным королём. Мальчик умел лишь читать, писать и знал Священную историю. По словам его врача Эроара, он был способным ребёнком, но зубрить латынь не любил и однажды спросил у своего учителя:
– Если бы я пообещал Вам епископство, Вы сократили бы мой урок?
Зато он страстно любил музыку и с трёхлетнего возраста играл на лютне, считая её «королевой инструментов», а также на клавесине, виртуозно владел охотничьим рожком и пел партию первого баса в ансамбле, исполняя многоголосные куртуазные песни и псалмы. Ещё с детства Людовик начал учиться танцам и в 1610 году дебютировал в придворном «Балете Дофина», а в 1615 году сыграл роль Солнца в «Балете Мадама» (в те времена балетами называли спектакли, сочетавшие декламацию стихов с музыкой, танцами и спецэффектами). При этом он проявлял склонность ко многим мальчишеским забавам: хорошо играл в мяч, охотился на кроликов в саду Тюильри и ставил силки на птиц. Сын короля-воина, Людовик также любил играть в солдатики, заниматься стрельбой из лука и аркебузы и командовать гвардейцами, охранявшими Сен-Жермен. Один из них, по имени Деклюзо, учил его артикулу (воинскому уставу) и мальчик шутливо называл его: