– Голодная? – Взгляд Толы потеплел. – До обеда долго… Переодевайся в домашнее и приходи на кухню, что-нибудь перекусим. Скажем, через десять минут? Кофе нет, у лин Артена сердце.
– Буду очень благодарна. И… Простите, а что значит «домашнее»? Пеньюар? Но… Середина дня ведь?..
– А мне почем знать, в чем ты дома ходишь? Набрось что-нибудь, что запачкать не жалко и дышать не трудно. Или у тебя все такое… хм… Приличное? – Создавалось впечатление, что Тола в последний миг заменила слово. – Тесные туфли, плотные чулки, шерстяное платье под самое горло, тяжелый жакет… И корсет, да? – Она скривилась. – Было б что втягивать… Теплая исподняя сорочка, еще и нижняя юбка в придачу, и длинные панталоны с оборками… Это только то, что я как бывшая швея угадываю по силуэту. Пятерых одеть можно. Ну, если тебе так нормально… Раскладывайся и приходи есть.
Дверь стукнулась о косяк, зажав край крепкой занавески, наверняка пережившей не одно поколение. Висевшая над дверным проемом картина с изображением девушки у моря покосилась, с потолка упал кусочек штукатурки.
Шиль осторожно высвободила ткань, заодно убедившись, что Толы и след простыл, затем аккуратно прикрыла дверь и опустила задвижку.
– Все хорошо, – произнесла с нереальной убежденностью. – Люди как-то выживают в таких условиях, и я смогу. Тут все надежное. Шкаф очень тяжелый, выдержит и землетрясение. Стол громоздкий, его нельзя случайно качнуть и пролить чернила. Ручной умывальник – это лучше, чем ничего. Ковра нет – и прекрасно, в нем не будет скапливаться пыль. Обои оптимистичные, напоминают о море, и шторы мне нравятся, на них пятен не видно. Полка есть, стул, даже настенное зеркало! Окно большое, выходит на восток, открывается… А решетка – это от птиц и бродячих кошек. Кровать отличная, с периной, и подушек с полотенцами много… Тебе повезло, Шилимиель, не смей унывать!
Самовнушение работало плохо, зато ощущение новизны не подводило. К тому моменту, когда Шиль распотрошила саквояж и признала его содержимое непригодным для повседневной жизни Аерских островов, она позабыла обо всем, что вызывало испуг (необходимость искать ванную, например) и предвкушала, как выйдет в солнечный сад, к мелким желтым цветам и невидимым из окна черепахам.
Предстояло решить два вопроса первостепенной важности: принять ванну и перекусить. Потом – короткий отдых, свежий взгляд на гардероб, информация о прачечной и поиски денег, а если точнее – ювелирной лавки, где можно продать ожерелье.
«Вода или еда?» – мучительно размышляла Шиль, покинув комнату, а тем временем ноги сами вели на поиски пристройки с обещанной кухней.
Толы там уже не было. Оно и неудивительно – прошло добрых полчаса, а не обещанные десять минут. На выскобленном до белизны столе под бумажным полотенцем лежала краюха хлеба, рядом с ней стояли блюдце с вареньем, кувшинчик холодного молока и пустая чашка, на широкой тарелке возвышалась горка овсяного печенья, в пузатой баночке желтел свежий мед.
«И как это все сочетается?» – не поняла Шиль. Сладкое на первое, второе и десерт? Что за чем есть? Да и разве можно так питаться?
«Нужно!» – рыкнул воодушевленный желудок, объявляя смертный бой правилам.
Шиль отодвинула грубый деревянный стул, чтобы сесть, но вспомнила, что даже не помыла рук с дороги. Не беда – рядом, над монструозной жестяной мойкой, находились два одинаковых крана. Рядом с ними лежал брусок удивительного мыла – настолько большого, что не помешалось в ладони, да еще и с неудобными острыми гранями.
Шиль повернула кран, слегка тепловатый на ощупь. Помня заметки из газет, она ожидала, что провинциальная водопроводная система порадует ржавчиной, посторонними запахами, слабым напором или наличием лишь холодной воды, но на руки полился кипяток.
Шиль с криком отскочила, наткнулась на стол, опрокинула кувшин с молоком. Правое запястье и предплечье быстро краснело, от резкой боли на глаза навернулись слезы. Принцесса Шилимиель никогда не сталкивалась с бытовым травматизмом. Эти новые ощущения ей сильно не понравились.
«Лед! Нужен лед! Или холодная вода! Колонка во дворе!» – Шиль выскочила из кухни, держа обожженную руку на весу.
Дверь за ее спиной качнулась, но не закрылась. Да какая разница?! Жжение усиливалось с каждым мигом, особенно на солнце, думать о чем-то другом не было сил.