Об этом распорядился Вакора.
Но обгорелые руины дома Роди, однако, вызывали в памяти события той злополучной ночи.
Некоторое время после последнего посещения залива Тампа Криса Кэррола никто не видел. Ни бледнолицые, ни краснокожие не могли обнаружить его местопребывание.
Правда заключалась в том, что охотник рад был уйти от того места, где сцены насилия так задевали его чувства.
Как он сказал, он не хотел сражаться с краснокожими и не мог поднять оружие против бледнолицых.
— Не в природе человека убивать себе подобных, даже если они поступали плохо, если они мне ничего не сделали, а пока меня никто не обижал. Я буду вечно проклят, если подумаю, что виноваты краснокожие, когда они восстали против угнетения и тирании; именно так обращался с ними старый Роди. Конечно, сейчас он мертв, но если говорить правду, он был плохой человек. Нет, их нельзя винить за то, что они сделали — после того, что сделали с ними. У старого негодяя, каким бы он ни был, было одно достоинство — это его подобная ангелу дочь. Где она скрывается? Меня это удивляет, да, удивляет.
Крис не знал о пленении Элис.
Так же неожиданно, как ушел, он вернулся в окрестности залива Тампа.
Он считал, что война переместится в другое место, и по-прежнему хотел держаться от нее подальше.
— Никогда не слышал о такой проклятой войне, — говорил он себе. — Сначала она здесь, потом там, потом ее нигде нет, а потом она снова начинается на прежнем месте, и все так же далеки от ее конца, как я от Гренландии. Будь прокляты все войны на свете!
Вернувшись к заливу Тампа, он обнаружил местность совершенно пустынной.
Большинство зданий и сооружений на плантациях были сожжены. Даже его собственная жалкая хижина сгорела дотла.
— Наверно, это называется превратностями войны, — заметил он, разглядывая руины. — Жалкая была хижина, и я все равно не люблю спать под крышей. Но это был дом. Тьфу! — добавил он после недолгого молчания. — Зачем мне горевать из-за потери такого дома? У меня остаются саванны, где можно спать и охотиться. Если и есть для меня дом, то это только они — раз и навсегда.
Несмотря на весь свой стоицизм, старый охотник вздохнул, поворачиваясь спиной к пепелищу.
На повороте дороги, там, где Хромоногий когда-то встретился с Уорреном, он остановился и снова посмотрел на остатки дома. Он сел на ту самую ограду, на которой когда-то сидел Хромоногий, и погрузился в размышления. И так был поглощен мыслями, что, вопреки своей обычной осторожности, не замечал, как идет время и что происходит вокруг.
И не заметил приближающейся опасности.
Она появилась в виде четверых воинов, которые молча и незаметно подобрались к тому месту, где сидел охотник.
И прежде, чем он обнаружил их присутствие, он стал их пленником.
— Краснокожие! — воскликнул он, пытаясь освободиться.
Индейцы мрачно улыбались, видя его тщетные усилия.
— Клянусь вечностью! На этот раз я попался! Будь проклята моя беззаботность! Почему я не осматривался? Ну, можете смеяться, краснокожие, теперь ваша очередь. Может, следующей будет моя. Что вы делаете?
Не отвечая, индейцы связали ему руки за спиной.
Потом знаками велели идти за ними.
— Ну, что ж, джентльмены, — сказал Крис, — о более молчаливом обществе трудно и мечтать! Иду. Очень обязан вам за ваши усилия, без которых, впрочем, мог бы обойтись. Спасибо за вашу краснокожую вежливость. Идите, я пойду без вашей помощи. А куда вы направляетесь?
— К вождю, — ответил один из воинов.
— К вождю? Какому вождю?
— К Вакоре.
Крис произнес громкое проклятие.
— К Вакоре? В таком случае, мне кажется, что дни Криса Кэррола подошли к концу. Я слышал, что более свирепого и мстительного парня не бывает. Идите вперед, я пойду за вами, но мне невесело. Если меня убьют как мужчину, я не дрогну; но если пытка… ну, все равно, идите! Не заставляйте общество ждать.
И он смело пошел за ними туда, где, как он считал, его ждала смерть.
Индейцы, не обменявшись ни словом — ни друг с другом, ни с ним, — направились к поселку Олуски.
На ночь остановились в лесу.
Не зажигая костра, чтобы не выдать себя врагам, они достали из сумок сушеное мясо и лепешки.
Крис получил свою долю этой скромной еды и с завистью смотрел, как его захватчики запивают сухую пищу водой из бутылки. Но, справившись с собой, проглотил несколько кусков.
Закончив ужин, двое индейцев завернулись в одеяла и мгновенно уснули. Другие двое остались стеречь пленника.
Крис понял, что убежать не удастся.
С одним, даже безоружный, он справился бы. Но двое — это слишком; к тому же он знал, что при малейшей тревоге проснутся остальные, и тогда будет четверо против одного.