Ближе к утру, когда немного рассеялась тьма, кто-то из моряков заметил полоску земли, к которой буря гнала корабль. Этот мелькнувший на горизонте мыс показался кормчему опасным, ибо на пути к нему могли встретиться отмели и подводные камни. Климент тоже с мрачными предчувствиями всматривался вдаль. Он сам когда-то был мореходом и хорошо знал, чем грозит кораблю такое столкновение.
Аврелия дрожала и едва не падала в обморок от страха — не столько за себя, сколько за ту маленькую жизнь, которая зародилась у нее под сердцем несколько месяцев назад. Этот ребенок должен был родиться истинным христианином — христианином в третьем поколении, ибо Аврелия и ее муж Светоний были крещены при рождении, а их родители приняли христианство в молодые годы. Члены общины смотрели на дочь епископа почти как на будущую Богородицу, и Аврелия чувствовала гордость и трепет при мысли о предстоящем материнстве.
Юная женщина старалась сохранять мужество и не показывать своего отчаяния, но силы оставляли ее с каждой минутой. Отец и муж перед самым крушением корабля привязали Аврелию веревками к прочному деревянному ящику, в котором, как она знала, находились земные сокровища христиан и священные реликвии, превосходившие своей ценностью все мирские блага.
Последнее, что запомнилось Аврелии, был удар корабля о подводную скалу, сопровождаемый страшным треском и криками ужаса обреченных на гибель людей. Дальше все для нее покрылось мраком беспамятства, в котором душа блуждала, не зная, где очнется: в мире живых или мертвых.
И вот теперь, осторожно приподняв веки, Аврелия услышала голос отца:
— Благодарю тебя, Господи! Она жива!
Измученное, осунувшееся лицо Климента склонилось над дочерью. Его запавшие глаза лихорадочно блестели, спутанные мокрые волосы прилипли ко лбу. Епископу было чуть больше сорока, но сейчас, после пережитых бедствий, он выглядел почти стариком.
Знатный римлянин, происходивший из всаднической семьи, Климент Наталис крестился еще в юности, под влиянием своей возлюбленной невесты Летиции. Потом они с Летицией обвенчались по христианскому обряду, и через год родилась Аврелия. А спустя еще три года Летиция умерла, так и не произведя на свет второго ребенка. После смерти жены Климент ревностно ушел в новую религию, доверив общине и свое имущество, и воспитание своей единственной дочери. Вскоре он стал влиятельным членом клира, а потом и епископом.
Новая вера все шире распространялась в империи, и многие знатные и состоятельные люди становились христианами. Но, беспокоясь о силе и богатстве христианских общин, Климент с тревогой замечал среди них ростки себялюбия и фанатизма. Епископы, пресвитеры, диаконы все больше возвышались над рядовыми членами общин, стали носить белые одежды и заявлять, что только они имеют право проводить молитвенные собрания и совершать служение Христу. Раньше диаконисами могли быть и женщины, — и Климент готовил свою дочь к этой роли, — теперь же знатные клирики находили множество аргументов, чтобы обосновать непригодность женщин для духовного поприща.
Понимая, что дочь не станет диаконисой, но желая видеть ее безупречной христианкой, благочестивой женой и матерью, Климент выдал Аврелию за Светония — одного из самых преданных молодых проповедников своей общины.
Но пришло страшное время. Если раньше лишь отдельные христиане могли пострадать от доносов, самосудов или клеветы языческих жрецов, то теперь железный кулак Рима обрушился на всю новую веру. Император Деций говорил, что предпочел бы терпеть в Риме второго императора, чем христианских епископов. Укрепляя пошатнувшуюся власть империи, Деций при поддержке сената потребовал поголовной присяги всех подданных, объявил обязательным культ почитания гения императора. Проповедь же иной веры приравнивалась к государственному преступлению. Истинные христиане отказывались воскурить фимиам и принести жертву перед статуей императора. И тогда начались тюрьмы, пытки и казни, сопровождавшиеся конфискацией имущества общин.
Климент не мог допустить, чтобы в руки властей попала его беременная дочь и та священная чаша, которую с недавних пор ему доверено было хранить. И тогда он принял решение бежать из Рима. Община, возглавляемая Климентом, была богата, и все ее имущество, переведенное в золото и драгоценности, тоже отправилось в путь, чтобы на новом месте беглецы могли прочно обосноваться и начать новую жизнь. Но рок распорядился иначе…