— Значит, яд все-таки был! — улыбнулся в темноте Эгертон.
— А ты распознал его? — По голосу слышно было, что и она улыбается. Затем магиня прибавила с совершенно детской простотой: — Я просто так спрашиваю, из чистого любопытства.
— Конечно распознал! — Эгертон был возмущен тем, что она усомнилась в его магическом потенциале. — Уж такую-то малость я, кажется, сделать еще в состоянии, как бы я ни был ослаблен… Кстати, что это за яд?
— Мелочь, пустяки, — отмахнулась она. — Только для того, чтобы уменьшить твою способность к сопротивлению. Он никого не может убить. Слишком маленькая доза.
— Понятно…
— Сомневаюсь, чтобы тебе все было понятно, но этого и не требуется, — заметила Тегамор. — Так что этот твой Тзаттог? Удалось ему найти женщину, которая соединила с ним душу?
— Послушай, дорогая Тегамор, ты всерьез уверена, что не избавишь меня от третьей руки?
— Уверена. Не торгуйся, Эгертон.
— Ладно… — Он вздохнул. — Ее называли «королевой умертвий», и внешне она похожа на человека, однако она — не человек. Она родилась от матери, которая проживает множество жизней и меняет кожу, как змея. Сама по себе королева умертвий ничего особенного не представляет, но когда она дала согласие на слияние с Тзаттогом, она… — Эгертон помолчал, вспоминая о событиях, свидетелем и в какой-то мере участником которых он был недавно. — Она потеряла свое физическое тело, а ее дух вошел в Тзаттога и напитал его.
— А на самом Тзаттоге как это отразилось? Он как-то переменился?
— Ты смотришь в самый корень, Тегамор… Да, с этого момента все стало по-другому. Тзаттог обрел могущество.
— Насколько я понимаю, его и прежде трудно было назвать существом слабым или жалким…
— Да, но теперь… Я даже не в состоянии представить себе, какой силой он обладает и существуют ли границы у этой силы.
— И все это сделала маленькая глупая девчонка?
— Откуда тебе знать, что она была маленькая и глупая? — Эгертону вдруг стало неприятно слышать, что ковенка отзывается о Пенне с таким пренебрежением.
Тегамор пожала плечами:
— Кто еще согласился бы добровольно подарить свою душу чудовищу?
— Ты, — в упор произнес Эгертон.
— Я? — Тегамор засмеялась. — Пожалуй, я хотела бы поглотить чудовище… Но стать его частью? Никогда!
— В таком случае я ошибся, — с видимым равнодушием согласился Эгертон. — Ты гораздо разумнее, чем я предполагал в начале нашего знакомства.
— О, я весьма осмотрительна и разумна, не сомневайся, — подтвердила Тегамор. — Итак, Тзаттог успешно поглотил душу — и преобразился в более могущественное существо, нежели был раньше?
— Именно, — сказал Эгертон.
— Что ж, — произнесла Тегамор, — ты выполнил свое обещание и рассказал мне интересную историю. Я выполняю свое. Ты свободен. Если выдернешь руку из стены — уходи. А если нет… — Она засмеялась. — В любом случае я прикажу, чтобы тебе принесли еды.
Все еще улыбаясь, в отменно хорошем настроении, Тегамор поднялась в свою лабораторию. Взяла рабочую книгу, в которой вела подробную запись всех своих дел, и вывела дату. Написала имя «Эгертон», написала название ордена «Тоа-Дан». Посмотрела на эти слова, недружелюбно усмехнулась. Как будто вместе с именами она пленила и их обладателей, заперла их в книгу. Хотя никакой магии имен, разумеется, не существует, и написанная буква — всего лишь буква. Конечно, если только это не буква магического алфавита.
Вздохнув, Тегамор обмакнула перо в чернила. Она использовала для своих заметок самые обычные чернила, сделанные из сока ягод, хотя многие маги предпочитали более сложные и странные составы. Предрассудок, и не более, полагала Тегамор. Все эти составы ничуть не предохраняют запись ни от разрушения, ни от чтения недоброжелателями. Требуются особенные заклинания, но тратить каждый раз силы на составление такого заклинания слишком накладно. Эдак весь изойдешь на защиту собственных дневников, а на исследования и важную работу уже ничего не останется.
Поэтому Тегамор предпочитала рисковать и не защищать свои книги никакими дополнительными средствами.
Она еще раз перебрала в памяти весь разговор с Эгертоном. Приписала к предыдущей заметке:
«Третья рука органично срослась как с телом испытуемого, так и со стеной дома. Никаких видимых изменений не наблюдается. Сознание ясное, нрав язвительный, отношение к самому себе как к мужчине и тоаданцу полностью сохранено. Способность глупо и пошло шутить. Наблюдение будет продолжено при уменьшении концентрации ослабляющего яда».