Но магии – магии по этому Евангелию учили.
Не только в Логрусе считали, что Магдалина учила бороться с вампирами, – в такую легенду верили многие. Но правда была в том, что, когда Магдалина писала своё Евангелие, вампиров ещё не существовало. Хоть церковь традиционно и нарекала их потомками Каина, они были ими не в большем смысле, чем многие другие, кому не повезло смешаться с этой ветвью человечества. Нет, в них текла другая кровь, и при их создании применялась темнейшая из разрушительных магий, но так гениальна была их создательница, что мир не отверг новый народ насовсем, хоть и наложил печати на их существование, главной из которых стала губительность солнечного света.
Мало кто сохранил в памяти, как были созданы вампиры, потому что создали их в месте, что не принадлежало обычному миру и не соприкасалось с ним много веков. То был Авалон, неуловимый след аромата яблок в морском бризе, и магию творила чародейка Моргана Ле Фэй, запомнившаяся миру многим, но не этим.
В ней смешалась кровь людей и селки, без чего никакая гениальность не помогла бы ей сделать то, что она сделала. Потому что издавна было известно: законы мира могут обойти те, кто не принадлежит только одному народу, хоть и им это будет дорогого стоить. Никто в земной плоскости бытия не видел больше Моргану и Авалон, но её создания выжили и принесли ужас в земли Альбиона и Галлии, а потом и в другие. Они сами не знали себя и едва отличались от диких зверей, когда впервые встретились с людьми. Но они были сильны, о, как сильны, эти вампиры древности, и хоть сиюминутные порывы управляли ими гораздо больше, чем сейчас, а забота о будущем даже не закрадывалась в их головы, убить их было очень сложно.
Но можно.
Они тогда не являлись народом на самом деле, скорее россыпью одиночек, тянувшихся друг к другу не более, чем к людям, фэйри и другой нечисти. Их бы перебили рано или поздно, как драконов, потому что в каждой стране, где они поселились, люди владели магией и не намерены были сдаваться без боя.
Влад Цепеш, родившийся в третьем поколении вампиров от начала их существования, мог бы стать изгоем и посмешищем из-за того, как его мышление отличалось от присущего вампирам обычно. Нет, он был жесток, он был порывист, он ни во что не ставил людей.
Но он смотрел в грядущее и не видел там своих сородичей, если всё останется как прежде.
«Ибо где ум, там и сокровище», – нигде в Евангелии от Марии Магдалины не говорилось, что это можно отнести только к людям.
Ум у Влада был. Гениальный ум – пусть Влад не был полукровкой, но он сумел так близко подойти к изменениям законов мира для своего народа, как только мог. Он сковал вампиров узами и дал им страну, он убедил их в том, что они сами этого хотят, он навязал им свою волю, выдав её за их предназначение… и он направил магию от своего ритуала на свою же кровь, едва ли не превзойдя по силе самых первых вампиров. Это повлияло и на тех, кто был с ним хоть сколько-нибудь в родстве, но лишь эхом по сравнению с тем, как это повлияло на него самого. До тех пор, пока у него не появилась дочь, никто в Логрусе даже мечтать не мог о том, чтобы иметь столько могущества.
Что же, Магдалина писала не о таком сокровище, конечно. Но Влад Цепеш, Дракула, Изначальный король Логруса, как он хвастливо назвал сам себя, и не был никогда её последователем.
То сокровище, что он хотел, он получил.
Глава 10
Лилия вернулась ближе к рассвету следующей ночи. К тому моменту Мария и Джошуа так и не легли спать и не ушли из найденной комнаты, распутывая ритуал Рагнэйлт, словно больше ничего в Логрусе не существовало. Они не были в замке одни, но противостояния, считай, не случилось, если не принимать во внимание какое-то неловкое нападение, что Джошуа отразил сгустком магии, которой его сейчас едва ли не рвало; а потом рассеянно вышвырнул нападавшего почти к Границе, не стремясь узнать, единым ли целым тот туда прибыл.
Лилия осторожно вошла, объявив о своём присутствии. Её встретили лихорадочные взгляды запавших глаз, и она очень долго подбирала слова, прежде чем сообщить:
— Я привела того, кто может и хочет рассказать об Элоди. Он не виноват в её проступках, какими бы они ни были, и не знал о них. Он просит королевской милости — не для себя, а для Элоди, настолько, насколько это возможно.
— Насколько позволят узы, вы имеете в виду, — Джошуа устало выпрямился. — Что же, ведите того, кого нашли. Я обещаю быть настолько милосерден, насколько… насколько это возможно, действительно.