Я едва успеваю заметить, как он наклоняется ко мне из темноты. В следующую секунду он меня целует. И хотя это Отвлекающий Фактор, сейчас мне на это наплевать. Я хочу этого. Его губы твердые, но прохладные. Я хватаюсь за боковую полку, чтобы не потерять равновесие. Сперва я слишком потрясена, чтобы нормально отреагировать — например, закрыть глаза, — и я рада, что его глаза закрыты, так что он не может видеть, что я уставилась на него, как пучеглазая амфибия. Я опускаю веки и сосредотачиваюсь на том, чтобы ответить на его поцелуй, вознося к небесам горячие молитвы о том, чтобы мои неоднократные просмотры финальной сцены «Бриолина»[6] в пятом классе принесли, наконец, свои плоды. Потому что его мастерство, несомненно, улучшилось со времен гамака.
Губами я чувствую, как он улыбается, и понимаю, что он, должно быть, это услышал, но на этот раз мне все равно. Его рука скользит к моей талии, и я наклоняюсь вперед, обвив руки вокруг его шеи. Он притягивает меня к своей груди и проводит ладонью по спине. Я становлюсь на цыпочки, чтобы быть еще ближе, когда он внезапно отстраняется. Несмотря на темноту, я понимаю, что он озадачен.
— Ты надела на себя аккумуляторную батарею? — спрашивает он.
Его пальцы наткнулись на твердый угол блокнота Влада. Доказательства моего шпионажа быстро положат конец нашим примирительным поцелуям. А я только вошла во вкус.
— О, ну, это забавная история... — начинаю я, чувствуя, как его пальцы скользят выше. Когда они прикасаются к открытой коже на моей спине, я подпрыгиваю: — У тебя холодные руки!
Не стоило этого говорить. Джеймс отстраняется.
— Не в плохом смысле холодные, — торопливо поправляюсь я. — Прохладные — как сыр! Как сыр, когда его достаешь из холодильника.
Он издает какой-то неопределенный сдавленный смешок.
— А сыр, он... э-э-э... богат протеинами.
«Заткнись, Софи. Заткнись».
Джеймс никак не реагирует на мои диетические соображения. Вместо этого он выглядывает на кухню.
— Мне пора, — говорит он, и я понимаю, что все испортила. — Влада нигде не видно. Тебе тоже нужно идти.
Внезапно я чувствую укол совести за то, что целуюсь, спрятавшись в кладовке, в то время как Влад преследует девушек, которых я вроде как должна защищать.
— Я еще не закончила свои дела на вечеринке, — говорю я и затем слышу знакомый голос, доносящийся с кухни.
— Что это такое, Марисабель? — раздраженно спрашивает Влад. — Еще остались девушки, у которых надо проверить кожу. И ты не видела мой дневник? Я был уверен, что он наверху.
Джеймс смотрит на меня. Его глаза сужаются.
— Софи...
— Все в порядке, — шикаю я на него, бросаясь к двери и выглядывая наружу. Влад прислонился к плите, а Марисабель стоит лицом к нему. Виолетта куда-то исчезла, и, судя по мрачному виду Влада, она поступила очень мудро. Он нетерпеливо сжимает правую руку в кулак. Когда Марисабель не отвечает, он с силой ударяет по горелке.
— Что это такое? — снова рявкает он.
— Подожди минутку, хорошо? — говорит Марисабель, закрывает глаза и начинает массировать виски. — Мне это трудно.
— Думать? Я знаю.
Марисабель открывает глаза:
— Это.
— Что «это»?
— Это высокомерие, этот тон, вот что. Ты не выказываешь мне того уважения, которого я заслуживаю, — с жаром говорит она, и если бы для сохранения жизни мне не нужно было вести себя тихо, я бы зааплодировала.
Однако Влад не аплодирует, он закатывает глаза:
— Ей-богу, Марисабель. Неужели мы должны обсуждать это прямо сейчас?
— Не делай вид, что мы это уже обсуждали. Шестьдесят лет я держала рот на замке. Я делала для тебя все. Я своей рукой написала сотню приглашений на эту дурацкую вечеринку только для того, чтобы ты смог найти свою драгоценную девушку, а в ответ не услышала ни слова благодарности.
Он фыркает, словно не веря своим ушам, но это только заставляет ее говорить еще громче.
— Я охочусь для тебя, когда тебе лень, — продолжает она, — и убираю за тобой, когда тебе противно сделать это самому. Но с этим покончено. Между нами все кончено, Влад.
Ее последние слова звенят в воздухе. Я точно знаю, что теперь Марисабель с замиранием сердца ждет ответа. Думаю, единственная радость плохих отношений — это увидеть, что ты можешь заставить его плакать. Но если это то, чего она хочет, то она этого не получает. Влад выглядит шокированным — после того как он шестьдесят лет отделывался ехидными замечаниями, эта речь, несомненно, является для него неожиданностью. Как бы то ни было, он не становится на колени и не начинает умолять о прощении.