А принцесса Александра, естественно, симпатизировала Дании и часто высказывала свое возмущение военным вторжением немецких войск на ее родину. Словом, она строго придерживалась антигерманских настроений и не считала нужным скрывать это. А муж поддерживал ее и даже не пытался уступать матери. «Эта ужасная и бессмысленная война, — писал принц Уэльский вдове своего бывшего воспитателя миссис Брюс, — навсегда останется самым темным пятном в истории Пруссии. И я считаю большой ошибкой нашего правительства, что оно до сих пор не вмешалось в этот конфликт».
«Эта ужасная война в Дании, — писал принц Уэльский лорду Спенсеру, — причиняет нам с принцессой массу неприятностей, а поведение Пруссии и Австрии просто возмутительно». Следует сказать, что подобные ремарки были адресованы отнюдь не только его друзьям. Посол Пруссии в Англии, несговорчивый и упрямый граф Бернсторфф, Неоднократно жаловался на поведение принца Уэльского и даже направлял официальные ноты протеста, в которых намекал на антигерманские настроения его супруги. А принцесса Александра демонстративно перестала разговаривать с графом Бернсторффом после того, как тот столь же демонстративно отказался поднять бокал за здоровье короля Дании.
Принц Уэльский и принцесса Александра твердо решили давать отпор всем, кто пытался заставить их замолчать. Даже королева ничего не смогла поделать, чтобы удержать их от соответствующих политических высказываний. А принц Уэльский не только откровенно высказывал свои мысли, но и щедро делился ими с представителями парламентской оппозиции.
Он даже предложил стать посредником между Лондоном и Копенгагеном в деле урегулирования вооруженного конфликта, однако после переговоров с королевой кабинет министров отнесся к такому предложению с «крайней осторожностью». «Боже мой, — жаловалась королева своей старшей дочери в Германию, — если бы только жена Берти была немкой, а не датчанкой! Как это ужасно, когда родной сын стоит на противоположных позициях и тем самым преумножает мои страдания».
В конце концов королева оказалась во враждебном окружении. Старший сын и наследник престола откровенно поддерживал ее противников, его жена уже ждала ребенка, и он родился преждевременно, как поговаривали, во многом из-за ее переживаний по поводу военных действий на родине. Старшая дочь и германская кронпринцесса писала королеве сердитые письма, обвиняя правительство в плохом отношении к Пруссии. А ее муж в это время сражался в прусской армии и с гордостью носил прусскую военную форму, чем вызывал презрительные и колкие насмешки со стороны принца Уэльского. Тот все никак не мог понять, за какие такие подвиги он получил все свои многочисленные награды. И наконец, лорд Пальмерстон и лорд Рассел — «два ужасно старых человека» — откровенно симпатизировали Дании и ни в грош не ставили мнение королевы. Разочаровавшись во всех этих людях, королева приказала всем придворным даже не упоминать Шлезвиг-Гольштейн не только в Виндзорском дворце, но и где бы то ни было еще.
40. ЗАТВОРНИЦА
«Мы все должны очень осторожно заставить ее вернуться к своим старым привычкам».
Несмотря на всю свою активность в области внешней политики и управления работой правительства, большую часть времени королева проводила в изоляции от остального мира и по-прежнему придерживалась траурных обычаев. За несколько месяцев до смерти принца Альберта известный поэт А. Дж. Манби видел королеву в карете, когда та направлялась в палату общин. Тогда она была «в нарядной одежде, с бриллиантовой короной на голове и в прекрасном расположении духа. Она была Молодой и жизнерадостной. Огромные толпы людей встречали ее на улицах и площадях и приветствовали так радостно, как не приветствовали никого из прежних монархов. Один рабочий человек, стоявший неподалеку от меня, был так преисполнен энтузиазма, что громко выкрикнул: «Да здравствует английская корона!» — и почтительно снял перед ней шляпу».
Прошло несколько месяцев после смерти принца-консорта, и ни придворным, ни кабинету министров так и не удалось убедить королеву хотя бы раз показаться на публике. А министры стали упрекать личного секретаря королевы Чарльза Грея, который был наиболее близок к ней в эти трудные для нее дни, в том, что он ничего не предпринимает для возвращения королевы к нормальной жизни. Королева действительно была очень привязана к своему секретарю, признавала, что он является ее главной опорой в жизни, и даже написала ему однажды, что если его нет поблизости, то она испытывает дополнительные страдания. При этом она пояснила, что сейчас «немного успокоилась (январь 1863 г.), стала более уравновешенной, но незабываемое горе, постоянные воспоминания о дорогом муже и природная склонность к чрезмерно нервным реакциям (от чего так часто страдал и покойный принц Альберт) — все это не дает ей возможности вернуться в прежнее состояние и воспринимать происходящее с надлежащим спокойствием».