По мере того как страсти накалялись и грозили превратиться в самые ожесточенные политические баталии за всю историю Англии, премьер-министр Дизраэли занимал все более антирусскую позицию. Он объявил, что военные ресурсы страны практически неистощимы и могут быть в любой момент использованы для защиты национальных интересов от любых врагов. И если Англия вступит в войну, то будет воевать до тех пор, пока не добьется выполнения поставленных целей. И тем не менее войны Дизраэли не хотел, а военную риторику использовал в качестве фактора политического давления на противников как внутри страны, так и за ее пределами. Словом, он предпочитал угрожать войной, а не вести ее, и очень надеялся, что этого будет вполне достаточно для реализации своих внешнеполитических целей. Что же до королевы, то она проявляла гораздо меньшую сдержанность, ее настроение выражала популярная в то время песенка, написанная на злобу дня и исполняемая практически в каждом музыкальном зале страны:
Мы не хотим войны, но если нас заставят, ЧЕРТ ВОЗЬМИ,
У нас есть корабли, есть воины и денег вдоволь,
Мы били медведя раньше, и пока останемся истинными британцами,
Русские не получат Константинополь.
Королева не скрывала своей антипатии. «О, если бы королева была мужчиной, — говорила она Дизраэли, — она бы пошла в армию и показала этим негодным русским, которым никогда и ни в чем нельзя верить на слово». Примерно таких же воинственных взглядов придерживалась и кронпринцесса, с которой королева поддерживала регулярную связь. «Я уверена, что ты не желаешь, чтобы Великобритания во всем уступала этим коварным и жестоким русским». А тех, кто считал, что Британия должна проводить примирительную политику по отношению к русским, этим «ужасным, злобным и жестоким мужланам», она просто презирала.
Министр иностранных дел лорд Дерби, однако, следовал иной позиции и предпринимал отчаянные попытки уберечь страну от надвигающегося военного конфликта, поэтому он передавал все правительственные секреты российскому послу. Не доверяя этому человеку и желая сообщить царю свои истинные намерения и взгляды, королева написала письмо непосредственно в Санкт-Петербург, не поставив в известность своего министра иностранных дел. Ее личный секретарь Генри Понсонби не преминул заметить, что это противоречит конституционной практике и может вызвать серьезный скандал. Королева была в ярости и продолжала отстаивать свое право непосредственного общения с монархами других стран. «Как это ужасно, — жаловалась она, — быть конституционной королевой и не иметь никакой возможности делать то, что представляется правильным».
В конце концов она в очередной раз пригрозила скорее «сложить с себя корону», чем «терпеть оскорбительное поведение русских». При этом она признала, что никогда еще не говорила так резко со своими подчиненными, как в случае с министром по делам колоний лордом Карнарвоном, который, по ее мнению, был слишком миролюбивым и постоянно предупреждал о возможности повторения новой Крымской войны. Воодушевленная британским львом, сообщала она своей старшей дочери, я «набросилась на него с такой решительностью и злостью, что он стоял передо мной и не знал, что сказать. А сказать он мог только то, что мы не можем действовать в мире так, как считаем нужным! О, англичане всегда останутся англичанами! Мы отстоим свои права, свою позицию, и нашим лозунгом навсегда станут слова: "Британцы никогда не будут рабами"».
Не щадила королева и своего премьер-министра, который с некоторых пор стал проводить более обдуманную и сбалансированную политику. Незадолго до этого он выдержал беспощадную критику оппозиции, которая обвиняла его в чрезмерной агрессивности и воинственности. Однажды на торжественном банкете какая-то леди сердито потребовала от него объяснений и в заключение спросила, чего он ждет. В ответ Дизраэли снисходительно улыбнулся и сказал: «В данный момент времени я жду картошку и горох, мадам».
Когда в марте 1878 г. Россия навязала Турции в Сан-Стефано секретный договор, в соответствии с которым Турция уступала России несколько портов в Эгейском море и другие территории на Балканах, что давало ей возможность создавать военно-морские базы в Восточном Средиземноморье, королева потребовала принятия срочных и решительных мер по устранению угрозы. Поддержав своими действиями Самых отъявленных «ястребов» в правительстве и отстаивая идею образования «сплоченного единого фронта против общего врага», королева срочно провела несколько военных смотров, проинспектировала войска, посетила несколько военных кораблей и отправила бесчисленное множество телеграмм своему премьер-министру.