Эгг совсем вжался в стену, он робел от близкого присутствия физически намного более сильного журналиста. Чувствуя лопатками выступы кирпичей, он посмотрел наверх, как если бы обстановка действия волшебным образом вдруг изменилась и вместо отвесной стены образовались ступеньки лестницы.
Ступенек не было. Однако Эгг увидел, что в окружении все-таки произошли изменения, и к первому сорванцу присоединился еще один. За спиной МакКензи, у входа в аллею, он заметил еще двоих. Пока он размышлял об этом, появились еще двое. Затем еще.
— Эгг, — продолжал МакКензи, — если то, что ты мне рассказал о королеве, верно, то это будет величайшая сенсация эпохи, ее автором буду я, а источником — ты. Мы станем богатыми людьми, Эгг, и знаменитыми. О нас будет говорить весь город, цвет общества. Ты разве не хочешь этого? Или ты хочешь прожить свою жизнь, убирая арену от крысиных кишок после представления?
— Сар?
— Что?
— Думаю, вам лучше оглянуться, сар.
Что-то в голосе Эгга и в его глазах убедило МакКензи, что тот сказал это не для того, чтобы увернуться, и он обернулся.
За ним во всю ширину аллеи стояли уличные мальчишки. Он видел, что к ним подтягиваются и другие. Они шли каким-то ровным, механическим шагом.
Возле Эгга чьи-то пятки стукнулись о булыжник — трубочисты соскользнули со стены. Один, два, три, четыре…
Эгг и МакКензи были окружены.
XXVIII
— Перкинс?
— Да, сэр.
— Я разрешаю тебе съесть этих трубочистов.
— Сэр?
— Вперед, дружище. И поспеши.
— Но, сэр, это же дети.
Квимби глянул на него, и на его лице было написано самое искреннее недоумение: «Ты уверен?»
— Мы не можем убивать детей, сэр.
— Перкинс, — процедил сквозь зубы Квимби, поняв, что лучший способ договориться со слугой — быть дипломатичным, — это не дети, а натуральное зверье, разве ты не видишь? Я ведь знаю, что ты сейчас голоден…
— Ужасно, сэр.
— Вот именно. Следовательно, у тебя сейчас есть возможность убить сразу двух зайцев. Удовлетвори свой аппетит, а заодно мы выпутаемся из этой крайне неприятной ситуации.
Дети стояли неподвижно, и на первый взгляд казались просто херувимчиками, но Квимби вздрогнул от мысли, как близко ангельское к сатанинскому — равно как их улыбки, такие кроткие на вид, но в действительности холодные и безжалостные.
— Я не могу съесть ребенка, сэр.
Квимби раздумывал, уместно ли сейчас или нет сказать Перкинсу о происхождении нежнейшего мяса, которым он недавно наслаждался с таким смаком. Перкинс нахваливал его за совершенно особый «подкопченный» вкус — этот товар у Берка и Хэйра шел под грифом «Ленивые трубочисты». Нет, решил все-таки Квимби, сейчас не самый подходящий момент поведать об этом Перкинсу. С этим можно подождать.
Если получится подождать.
— Я не уверен, что это настоящие дети, — доказывал Квимби, — прежде всего, какой нормальный ребенок мог бы сделать с человеком такое? — И в качестве иллюстрации он пнул носком башмака голову Хэйра: она покатилась по траве, а изо рта высыпалась земля.
— Но они все равно дети, сэр… будто заколдованные или вроде того.
Квимби глубоко вдохнул, приготовившись высказать своему слуге нецензурными выражениями, что если он не разберется с детьми, для наглядности оторвав у них пару-тройку конечностей, будь они неладны, то может искать себе работу в другом доме, — а много ли людей из высшего общества захотят иметь ходячего мертвеца в услужении? Нет. То-то же. Найти где-нибудь подходящее место — такая удача ему не светит. Так что давай убивай одного из этих детишек, пока я не потерял свое терпение…
И Квимби уже открыл было рот, чтобы высказать все это, как вдруг раздался голос.
— Господа, нет причин для тревоги.
К ним приближалась высокая фигура. На мужчине была шляпа-треуголка, нижнюю часть лица прикрывал черный шарф. Квимби отметил, что у него были длинные волосы, свисавшие из-под шляпы наподобие лошадиного хвоста.
— Эти чудные дети не намерены вам вредить, — сказал мужчина, — равно как и я. Совсем наоборот. Мы сочувствуем вашим интересам. Я как-то надеялся, что наши подарки убедят вас в этом. — Он указал на отсеченные головы Берка и Хэйра. «Небольшая услуга, — продолжил он, — жест доброй воли в надежде снискать ваше доверие или, по крайней мере, сделать первый шаг к этому — а это путь, смею надеяться, к началу крайне плодотворного сотрудничества. Поскольку я уверен, что мы сможем оказаться полезными друг другу, вы и я».