Разногласия между этими двумя воюющими сторонами касались религии, но не политических концепций, которые соответствовали духу некоторых тенденций той эпохи и были направлены на установление режима власти, основанного на некотором представительстве.
Если абстрагироваться от всех этих событий, нередко с трагическим исходом, фигуры Гизов, и прежде всего двух следовавших друг за другом глав этой семьи, отца и сына — Франсуа и Генриха, представляются более чем привлекательными. Их обаяние и щедрость резко контрастируют с холодностью и отталкивающей тяжеловесностью умершего ранее главы семьи их конкурентов — бывшего коннетабля Монморанси. Рыцарственный Генрих де Гиз спасает нескольких протестантов в Варфоломеевскую ночь (что не мешает ему, разумеется, быть одним из организаторов этой резни). Отец и сын, Франсуа и Генрих, по очереди выставляют напоказ свои знаменитые шрамы на лице, которые служат свидетельством их храбрости на поле боя. Двойная рана! Она усиливает харизму рода. В соответствии с французскими традициями, кстати, не слишком любимыми историками, Гизы, старший и младший, тем не менее служат воплощением духа завоевательной экспансии или национального сопротивления в борьбе на рубежах, в Лотарингии и Шампани, против немецких рейтаров. Франсуа отличается при обороне Меца (1552 г.), а Генрих — в битве при Дормане (1575 г.). Оба они, несмотря на свою репутацию реакционеров, по праву занимают места в патриотическом пантеоне, в котором требования защиты от «германизма», реально необходимые или преувеличенные, будут играть важную роль. Нельзя ли рассматривать Генриха де Гиза в качестве предшественника маршала Жоффра? В чисто военном плане стратегический гений Франсуа и просто искусная тактика Генриха в различных формах проявляются в применении эффекта внезапности, который использовали тот или другой в битвах при Кале, Дрё, Дормане, Вимори, Оно. Очень набожные, оба эти деятеля и — как следствие этого — любой член их семьи окружены «мессианской аурой» в сочетании с другими разнообразными достоинствами: высоким происхождением, красотой, смелостью, непринужденными и изящными манерами, глубокой религиозностью, которая не мешала Генриху, вплоть до последних дней (и ночей) жизни, волочиться за женщинами. Другие члены семьи, однако, ведут себя более сомнительно, например истеричная герцогиня де Монпансье, сестра Генриха Гиза, вооружилась золотыми ножницами, чтобы остричь короля Валуа и таким образом сделать его монахом, лишенным короны.
Окруженные роскошью, Гизы в избытке обладают богатствами, должностями и миссиями, подконтрольными территориями, у них много последователей. Генрих и его семья действуют, подобно игрокам в шахматы. Их комбинации выходят далеко за рамки Франции, они простираются на Эльзас и Страсбург; Гизы доходят до того, что плетут интриги при пособничестве протестантских (да-да!) князей Германии, начиная с известного Иоганна Казимира, сына курфюрста. В 1585 году Гиз даже начал переговоры с Генрихом Наваррским при посредничестве тайного агента, которым был не кто иной, как Мишель де Монтень собственной персоной. Славные простые люди, преданные католической религии, об этом и не подозревали, поскольку, разумеется, никто и не думал сообщать им об этих тайных и более чем странных переговорах. Герцогский двор лотарингского семейства в Нанси функционирует в этом плане как опорный пункт, как центр переплетения европейских отношений, наполовину открытых, наполовину тайных.
Гизы руководят могущественной группировкой, широко представленной на нескольких уровнях: парижском, провинциальном, аристократическом, городском, наконец, на уровне многих регионов. Следует, правда, отметить, что границы этой группировки не определены раз и навсегда: к ней присоединяются многие люди, чувствующие себя обманутыми; как в любой кризисный период, недовольство людей своим уровнем жизни или своей судьбой играет существенную роль в консолидации партии сторонников Гизов. И некоторые друзья Генриха III, даже бывшие его любимчики, в частности д'О, Эпинесен-Люк, а также на некоторое время маркиз де Бове-Нанжи, обиженный тем, что то господствующее положение в окружении короля, которого он сам напрасно домогался, занял Эпернон, переходят в лагерь Лотарингцев: последние обещают де Бове-Нанжи должность генерал-полковника инфантерии… но не держат слова. В результате маркиз вскоре покидает партию Лиги, в которой пробыл совсем недолго.