Меня кольнуло возбуждением, и я прикрыла глаза, вспоминая, как уже пройдя четвертый этаж с нашими покоями и поднимаясь на мансарду, откуда и выходили лестницы на башни, муж подал мне руку — мне уже тяжеловато было подниматься. Поцеловал ее, пока я переводила дыхание между пролетами, спросил:
— Может, я сам за ней схожу?
А я покачала головой — мне хотелось видеть его глаза, когда он ее увидит. Погладила по щеке — и нечаянно провела большим пальцем по губам.
Люк ли перехватил его, я ли скользнула им в рот мужа — и дальше он уже целовал меня, и лихорадочно и горячо шептал мне «Детка, как же я соскучился».
Мне кажется, он донес меня до наших семейных покоев на руках — я и боялась, что мы вдвоем свалимся с лестницы, и хихикала, и упоенно целовала его в шею, и была в какой-то безумной эйфории, словно паря над землей.
Люк был очень жаден и очень осторожен — и все прошедшие сутки, недели, месяцы с начала войны вылились в такой затяжной, полусонно-яркий праздник жизни и любви, что я обнаружила себя через пару или тройку часов расслабленно-вымотанной в ванной, почти спящей на Люке — и его, криво улыбающегося от удовольствия, с тяжело ходящим туда-сюда кадыком и совершенно черными от экстаза глазами.
Дети на удивление вели себя тихо. Видимо, прародитель-Инлий строго следит за тем, чтобы в деле размножения его потомкам никто не мешал.
Затем мы рухнули спать — и понятно, что ни за какой державой мы не пошли.
Я прислушалась к себе и поняла, что не сильно-то хочу обратно в постель.
— Может, сейчас сходим? — предложила я, оглядываясь на мужа. Предложила наобум и вдруг загорелась идеей.
Он подумал несколько секунд. Глаза его пульсировали в темноте слабым белым светом.
— Я бы предложил отложить до утра, но доктор Кастер сказал, что желания беременной женщины — закон. Только я не хочу, чтобы ты снова лезла на лестницу.
— Другого-то варианта нет, — проворчала я. — Или есть? — я подозрительно развернулась к нему.
Он рассмеялся, блеснув в темноте зубами. Распахнул окно.
— Ты серьезно?
— Зато это быстро, детка.
— Там холодно! И мне лень оборачиваться.
— Надень теплую пижаму. И тапочки. А я тебя отнесу.
— И ты считаешь это безопаснее чем лестница? — скептически высказалась я, натягивая-таки кардиган и теплые толстые носки. Но внутри уже разгорался огонек адреналинового нетерпения.
— Не бойся, — хрипло шепнул он, привлекая меня к себе, — я тебя никогда не отпущу, Маришка.
Он коснулся губами моих губ и, обратившись клубами ветра, вынес меня за окно в снегопад, поцеловавший уколами холода мое лицо и руки, — а затем выше, к башне, и опустил прямо на площадку с орудиями за стенами башни. И там уже снова соткался в Люка.
Я улыбалась как ненормальная, глядя на него. Здесь было действительно холодно, гулял ветерок — Люк погладил его, и я почти увидела серебристую длинную змейку, поднырнувшую под его ладонь.
Из горящего масляного фонаря радостно вынырнул огнедух, обвил меня лентой пламени, согревая, и я пощекотала его, смеясь. Я как-то чувствовала, что он скучает по полетам под моим крылом.
— Где держава? — поинтересовался Люк, оглядываясь. Я махнула рукой вверх, на выемку под крышей башни, но Люк уже сам видел серебристое свечение, которое оттуда исходило. Он не стал вставать на ящик с оружием — поднялся в воздух под крышу так спокойно, будто сто раз это делал, и забрал раскрытый щитом артефакт. Я видела, как змеещит в его руке зашевелился, сплетаясь обратно в серебристый шар. Люк, спустившись, зашипел ругательство — одна из змей, вынырнув из державы, вцепилась зубами в его запястье, глотнула кровь. Артефакт полыхнул серебром, остальные гады вновь зашевелились и окутали руку моего мужа от запястья до локтя чем-то вроде нарукавника. А затем вновь соткались в шар.
Люк смотрел на это с изумлением, замешанным на недоверии. Поднял глаза на меня.
— Надеюсь, Тамми придется им больше по вкусу, — с нервным смешком проговорила я. — Может, пожертвовать ему еще пару литров моей крови для надежности? Хотя у нас же есть еще трон Блакори, поэтому, похоже, вам с ним отвертеться не получится.
Люк молчал, словно его обычное остроумие его покинуло.
— Я рассчитываю, что, раз Жрец вернулся, то у Блакории восстановится трон темной крови, — наконец ответил он. И пообещал: — Я не пойду на коронацию, Марина.